Елена Колядина - Цветочный крест • Потешная ракета

Отец Логгин на вопросительные взгляды паствы хранил молчание, лишь коротко приказывая явиться к обедне в Богоявленский собор .

Этим же ранним утром отцом Логгином были посланы нарочные в Вологду с двумя грамотами: докладом о случившихся событиях и вопросом, как поступить с выведенной на чистую воду колдуньей и богоотступницей (отче сочинял рапорт всю ночь), и давеча заготовленным прошением об обещанном иерархом переводе в Москву. Неутомимый отче также успел обновить свои знания об идолопоклонниках, для чего перелистал летопись киевского уважаемого монаха Нестора. Из нее отец Логгин взял на вооружение зело яркие эпитеты о скотской жизни язычников, их многоженстве, оргаистических плясках на капищах и прочих диких прегрешениях.

До приезда в Тотьму гонцов либо комиссии с указами Феодосью оставили в остроге в одиночестве, без допросов и каких-либо объяснений.

Весть о том, что она в темнице, долетела до двора Строгановых, едва успела захлопнуться за Феодосьей тяжелая бревенчатая дверь с коваными заклепами.

Семейство только что село завтракать вчерашними пирогами с квасом, когда застучали в ворота, зашелся в лае дворовый пес, и вскоре вбежала кривоглазая Парашка и с воплем доложила об аресте Феодосьюшки.

Строгановы с секунду сидели, как громом пораженные, и только глядели друг на друга.

– Что ты брешешь?! – наконец визгливо крикнула Мария, жена старшего Феодосьиного брата Путилы.

Она так была рада, что сродственница исчезла из города, подохла от мороза или голода и более не позорит своим грязным дурковатым видом ее, благородную жену Марию, что была напрочь сражена новостью о появлении поганой родственницы.

Следом опомнилась повитуха Матрена, которая безвылазно проживала в доме Строгановых под предлогом того, что Мария опять была очадевшей. Матрена с грохотом вскочила из-за стола и посулилась сей же час побежать и все разведать доподлинно.

Мать Феодосьи, Василиса, вскочила следом и, просительно глянув на мужа, сказала:

– Пойду с Матреной! Не усидеть мне! Сердце выскакивает!

Муж и глава семейства, Извара Васильевич, храня хладнокровный вид, хотя тоже был удивлен известием, к которому не знал пока, как и отнестись, не поднимаясь из-за стола, кратко разрешил:

– Иди. Путила, езжай в Соляной Посад к Юдашке, извести его об жене.

И снова взял в руку пирог, стараясь скрыть волнение.

К обедне зазвонили колокола одного лишь храма, Богоявленского собора, сзывая всех идти туда, где уж готовился мысленно к своей важной речи отец Логгин.

К сожалению, обедня было весьма крепко испорчена неожиданным явлением служивых стрельцов, которые были отправлены на битву с язычниками. Едва отец Логгин прочистил горло, как во дворе раздался шум, – ворота храма были раскрыты настежь, ибо народа собралось изрядно, толпились не только внутри, но и на паперти и до самых ворот, и потому слышно все было хорошо.

– Что такое? – недовольно вопросил батюшка.

Отец Нифонт пожал плечами и пошел узнать причину гвалта.

Вышедши во двор, он обнаружил, что туда ввалился военный отряд, призванный биться с чудью, в полном составе, со следами ужаса на лицах, в несколько расхристанных одеждах, а иные без шапок, которые явно были утеряны.

Крестясь и перебивая друг друга, стрельцы поведали об дьявольском событии. В протяжении всего их рассказа тотьмичи стояли с вытаращенными глазами, так же обмерев от ужаса. С красноречием, которое откуда-то снизошло вдруг на служивых, оне поведали, как долго искали по приметам, приведенным отцом Логгином, тропы к идолищу. И слышали беспрестанный вой, и женские вопли, и крики ночного врана, от которых стыла кровь в кровяных жилах, и чуяли ледяной сквозняк на лицах, и хладный пот на теле, и прочая, и прочая, чем традиционно предваряются подобные рассказы. Наконец вышли оне на поляну, и вдруг набежал на свет черный мрак, и все погрузилось во тьму. И увидали оне на другом конце поляны еще более черную скалу, на которой засветились, и заскалились, и заклацали огромные черепа…

В сей кульминационный момент во двор вышел, потеряв терпение, отец Логгин.

– Очертили мы копьями над головами, поцеловали кресты святые и приготовились ринуться и разбить дьявольское гноище, как вдруг прямо из-под земли вырос огромный белый старик!..

Толпа вздрогнула, жены покрепче прижали детей.

– «Кто ты?» – гаркнул я, – баял один из стрельцов.

– Не ты сие крикнул, а Василий, – поправил его товарищ.

– Мы вместе крикнули, и он и я одновременно: «Кто ты? Али нечисть?» Он стоит и молчит. И только вдруг борода и волосья развеялись ветром, и когда тот ветер дошел до нас, охватил нас такой смрад, такое зловоние… И вдруг варгу тот старец раззявил и варганит что-то не по-русски, а как лает…

– Так что же, раворотили вы идолов, изничтожили чудей языческих? – нетерпеливо прервал служивых отец Логгин.

– Нет, отче, – покачали головами стрельцы. – Против нечистой силы дубовой дубиной не помашешь и пищалем ее на испуг не возьмешь. Тут нужны крепкие заговоры…

– Вот бестолочь, прости меня Господи! – посетовал отец Логгин. – Коли святые кресты у вас при себе были и молитва на устах, так для чего поминать заговоры?!

– Чем дело-то кончилось, сын мой? – примиряющее спросил отец Нифонт, втайне согласный, что с иным дьяволом одной молитвой можно и не совладать.

– Развернулись мы и побежали, не помня себя, ибо ежели бы остались на том месте еще на минуту, то не быть бы нам живыми! Вот тебе крест! Не сойти мне с этого места, если лжу баю!

Отчасти рассказ был правдив. На поляну к заповедной жертвенной скале вышел старичок-чудь, которому по-стариковски не спалось. Все остальное же – мрак, смрад, ледяной сквозняк, гигантские размеры старца – было плодом известного в народе утверждения «у страха глаза велики» и попытки оправдать трусливое бегство. Впрочем, теперь стрельцы уж и сами верили во все, что говорили. А спаслись оне позорным бегством, не вступив в бой, потому, что были сборищем случайных людей, не воодушевленных какой-либо светлой целью, то есть толпой. А толпа, это известно еще из самых древнеписных книг и наставлений, всегда ведет себя как самый худший из ее членов. И вот стоило одному из служивых, самому трусливому, охватиться страхом и исторгнуть сдавленный вопль, как ужас мгновенно охватил всех борцов с нечистью. И они ринулись прочь.

– И бежали мы, не оборачиваясь, до самой Сухоны, а потом гребли, ели выбрались… Слава тебе Господи, уберег!

– Так что же, и крест зелейный вы не выкорчевали? – приблизившись вплотную к одному из спасшихся, тихо вопросил его отец Логгин.

– Нет, отче, гнался за нами вран ночной, выла нечисть…

– Тьфу! Прости меня Господи!