Миранда Кеннелли - Дыши, Энни, дыши

***

На следующее утро я вижу, как он растягивается рядом со знаком нулевой мили.

Джереми.

Он закидывает руку за голову и тянет трицепс, из-за чего его футболка задирается, открывая сильные мышцы живота. Его щеки и подбородок покрыты щетиной, а на голове стихийное бедствие из светло-каштановых волос. Увидев меня, он расплывается в широкой улыбке, и после вчерашней ночи одиночества я рада этому. По-настоящему рада.

Подходя к нему, я поправляю свой гидратор.

– Сколько миль сегодня бежишь?

– Сегодня тот еще забег, – говорит он. – Мы попробуем пробежать двадцать. И Чарли, парень, которого я тренирую, хочет финишировать менее чем за два с половиной часа.

– Удачи, – говорю я. – Могу поспорить, я даже на велосипеде не проеду двадцать миль за столько времени. Хотя на машине проехала бы.

Мы вместе смеемся и улыбаемся. Я не отвожу взгляда от его красивых голубых глаз.

– Что? – спрашивает он, насмешливо изогнув рот.

Я трясу головой:

– Ничего.

А потом мой палец непроизвольно тянется и нежно очерчивает длинный белый шрам на его руке. Затем передвигается к таинственным круглым татуировкам на его предплечье.

– Что это?

– Круги на полях. Я увидел дизайн и просто влюбился в него. Тебе они нравятся?

Очень.

– Да, – еле слышно говорю я. Он наблюдает, как я прикасаюсь к его коже, и я вижу, как его адамово яблоко двигается. Он перестает смотреть на мой палец, и взгляд его светло-голубых глаз перемещается на мои губы, затем на грудь, затем на ноги. И на меня обрушивается тошнотворное чувство – своего рода смесь эмоционального возбуждения и чувства, будто я стою на вышке, замерев перед прыжком в бушующие волны.

Я перестаю касаться его руки и отвожу взгляд.

– Что ж, – говорит он, прочистив горло, – хорошей пробежки тебе сегодня.

Он встречает парня, который выглядит как буйвол, становится на беговую тропу и исчезает в течение пары секунд.

Мэтт инструктирует нашу команду. Мы бежим/идем десять миль – это означает, что мы бежим столько, сколько можем, а потом, по необходимости, делаем перерывы на ходьбу.

– Ни у кого из вас пока не хватит выносливости, чтобы пробежать полные десять миль, – говорит Мэтт группе. – Но я хочу, чтобы вы привыкли к большим расстояниям, поэтому мы собираемся сегодня много ходить. Не заставляйте себя слишком много бегать, ладно?

Я встряхиваю руками и ногами, пребывая в осадке от предстоящих десяти миль. Меня никогда не хватало так надолго. Что будет, если я застряну через пять миль маршрута? Мэтту придется тащить меня обратно? И насколько неловко это было бы?

Мэтт заставляет нас разогреться с помощью этого дурацкого движения, под названием «Али прыгает» – это когда мы прыгаем в разных направлениях, представляя, что мы боксируем, как Мухаммед Али, а затем трусцой бежим на дорожку – и мои кроссовки чавкают по грязи. А затем только я и десять миль.

О чем я думала, прикасаясь так к руке Джереми? Он, должно быть, думает, что я стопроцентно озабоченная. С другой стороны, он обработал мой волдырь и дал мне пластырь с Русалочкой, когда мы были друг для друга абсолютными незнакомцами.

Но разве мы до сих пор не остаемся ими? Незнакомцами? Конечно, он подбросил меня до моей машины, и я знаю о нем пару нюансов, вроде тех, что ему двадцать и только его бабушка с дедушкой зовут его Джереми, но все еще не знаю ничего по-настоящему важного. Он учится в колледже? Я никогда не видела его с друзьями, но зато видела его в футболке братства «Дельта Тау Каппа». Он тусовщик или только бегает и тренируется? Почему Мэтт дает ему шанс? Шанс на что?

Я делаю маленький глоток воды и концентрируюсь на своих ногах. Кончики пальцев направлены вперед. Машу своими руками словно ножницами. Вдыхаю через нос, выдыхаю через рот. Молюсь о том, чтобы бег заставил меня забыть о пропущенном выпускном круизе. Я умудряюсь пробежать шесть миль, но затем мне приходится замедлиться до шаркающей ходьбы. Я горжусь, что перешла на шаг только в этом месте.

И как раз в это время мелькнул Джереми со своим клиентом. Не могу поверить, что они уже на обратном пути своей двадцатимильной пробежки! Черт, а он быстрый.

Я думала, что это последний раз, когда я вижу его сегодня, но на отметке второй мили я вижу его приближающуюся игривую улыбку и длинные взлохмаченные подпрыгивающие каштановые волосы. И опять то же непреодолимое желание зарыться в них своими пальцами. Он присоединяется и замедляется до моего темпа. Он окончил свою двадцатимильную пробежку, а затем вернулся, чтобы бежать со мной? Он, должно быть, ненормальный.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, тяжело дыша.

Он делает большой глоток из своей бутылки с водой, искоса глядя на меня.

– Я думал о тебе.

С трудом вдыхаю, хватая ртом воздух. Утром я уже задыхалась от кашля, но сейчас совсем не могу дышать.

Его дыхание замедляется до спокойного, потому что моя скорость – это ничто для проклятущего Супермена. Когда мы добираемся до деревянного пешеходного мостика, который означает, что осталось полторы мили, Джереми мягко берет меня за локоть и ведет с тропы к речке. Погодите, мне нельзя покидать маршрут без разрешения Мэтта… и я еще не окончила свою пробежку. Но, конечно, перерыв – это здорово. Свисающие ветви ивовых деревьев словно кокон укрывают нас, предлагая столь желанную тень. Повсюду распустились розовые, желтые, фиолетовые и голубые цветы, как в психоделическом сне… или на шоколадной фабрике у Вилли Вонка.

– На улице адская жара, – говорит он.

Я стираю пот со лба.

– Эта вода так и манит.

– Давай прыгнем в нее.

Он хватает меня и начинает подталкивать к воде… Я колочу его по груди, хихикая, как семиклашка.

– Джер, нет! Если я намокну, мне придется бежать обратно во влажной одежде, и она мне где-нибудь натрет…

– Не хотелось бы.

– И мне все-таки придется принять великодушное предложение твоего брата дать мне вазелин.

– Я собираюсь притвориться, что ты не говорила этого.

Мои руки, вместо того чтобы колотить его грудь, начинают робко ее исследовать. Он сильный. Я скучаю по возможности прислонить голову к твердой груди. Вывожу кончиками пальцев крошечные круги. Его глаза вспыхивают. Он берет мою руку и переплетает свои пальцы с моими. Наклоняется вперед. И срывает поцелуй.

Он отстраняется и внимательно рассматривает мое лицо – не знаю, для чего – и как только шок проходит, я обнаруживаю, что, встав на цыпочки, тянусь, чтобы вернуть поцелуй.

Мои руки и ноги не слушаются меня. Мои колени подгибаются, и ему приходится подхватить меня, чтобы удержать. Его язык дразняще касается моего. Я сжимаю волосы на его затылке. Обхватываю руками щеки, наслаждаясь тем, как его щетина царапает мою кожу.