Татьяна Осипцова - По ту сторону зеркала

Никогда Надя не разговаривала так с бабушкой.

Позвонив в детский сад и предупредив, что на работу сегодня не придет, Надя вернулась на кухню. Бабушка, всхлипывая, перебирала бумаги в шкатулке.

— Ты что, действительно не понимаешь, что натворила?

— Наденька, я боялась остаться одна… — бабушка выглядела жалкой и больной.

— Бразильский сериал устроили: разлучили сестер и тридцать лет правду скрывали… Папаша тоже хорош! О второй дочери и не вспомнил!

— Вначале были письма, но я их выбрасывала. А потом я квартиру поменяла.

— Замечательно! Тебя даже не интересовало, как там твоя вторая внучка? Давай, выкладывай все, что знаешь о моем отце!

Софья Аркадьевна потерла лоб и медленно сказала:

— Его фамилия Обичкин, Обичкин Владимир Васильевич, сорок четвертого или пятого года рождения, родился где-то в этих краях, в рабочем поселке. Вот копия твоей первой метрики, — она достала документ со дна шкатулки.

— А почему мама — Белоцерковская? — спросила Надя, читая бумагу.

— Это фамилия моего отца. Выходя замуж, я ее не поменяла. И Любочку упросила так поступить. Что ж делать, если у нас в семье мужчин не осталось? А так — вроде бы род не прервется…

— Род не прервется! Ты сама, своими руками все разрушила! Где мне теперь их искать?

— Ты хочешь их найти?

— А ты как думаешь? У меня где-то есть отец и сестра, а я всю жизнь без них прожила. Ты хоть не понимаешь, чего меня лишила?

Софья Аркадьевна опять заплакала.

Надя залпом допила свой остывший чай, собрала со стола посуду и принялась ее мыть.

— Может, в передачу обратиться? На первом канале, «Найди меня», там стольким людям помогли… — осторожно предложила бабушка.

— Они найдут мою сестру, и мы на глазах у всего мира обнимемся в прямом эфире! Очень трогательно… А ты будешь сидеть у телевизора и плакать от умиления?

Надя была так зла, что даже чашку разбила, чего с ней никогда не случалось. Бабушка вздрогнула от резкого звука.

Надя замела осколки в совок, закрыла кран и опять схватилась за сигареты. Перед ней на столе лежали фотографии и какие-то конверты. В глаза бросился обратный адрес на одном из них: «С-Петербург, Большой проспект В. О., д. 53, кв. 3».

— А это что? — взяла она конверт.

— Это я года три назад наобум в Питер написала, на свой прежний адрес. Оказалось, что там из старых жильцов осталась одна Фаня Нейман. Кто-то погиб на фронте, кто-то не пережил блокаду, другие переехали… Фаина была старше меня на год, пишет, что живет теперь в одной из наших комнат, их туда во время войны переселили… Она страшненькая такая с детства была, сутулая, на одну ногу припадала. Семьи не завела, детей не родила, доживает свой век, нянча соседских отпрысков. Всю жизнь проработала лаборанткой в соседнем роддоме Видемана. Я тоже там родилась…

Надя отложила конверт и снова стала рассматривать фотографию с отцом.

— А может, мне Фаню попросить навести в Ленинграде справки? Все-таки ей там ближе… — заискивающе заглянула внучке в глаза Софья Аркадьевна.

— Твоей Фане сто лет в обед! Когда она тебе писала? Может, ее уже и на свете нет!

— В письме телефон указан, можно позвонить. Мы с ней только двумя письмами обменялись…

Бабушка умолкла и опять стала перебирать конверты и бумаги.

Надя собрала со стола снимки и пихнула их в свою сумку. Почувствовав, что не может сейчас оставаться в одной квартире с бабушкой, сунула ноги в сапоги, накинула свое драповое пальтецо с вытертым песцовым воротником и выскочила из квартиры, бросив в дверях:

— Я ушла!

Два часа Надежда бесцельно бродила по улицам.

«Вот так жила-жила себе спокойно, — думала она, — и самым страшным, что могло произойти в моей жизни, была неизбежная смерть бабушки, единственного близкого человека… И вдруг оказывается — я не одна, у меня где-то есть сестра и отец… Почему они не искали меня? Я не нужна сестре, или от нее тоже скрывают правду?.. Конечно, я должна их найти. Не может быть, чтобы сестра отказалась от меня… Но как это сделать? На телевидение написать или самой в Петербург поехать?.. На какие шиши? И на кого бабушку оставить? Конечно, я зла не нее так, что видеть сейчас не могу, но это не повод, чтобы бросать старуху на произвол судьбы…

Господи, холодно-то как! Ноги совсем окоченели, мороз, наверное, градусов под двадцать. Потеплеет не раньше начала апреля. Тащить сапоги в ремонт или купить самые дешевые, авось на месяц их хватит?..

Детский сектор дома культуры откроется только через час. Может, в поликлинику пойти погреться? Вон она, через два дома всего. Раздеться и посидеть там перед каким-нибудь кабинетом, делая вид, что ожидаю врача… Да ну, еще вирус подцеплю — только этого мне и не хватает!»

Вспомнив, что в кошельке больше двухсот рублей, Надя решила, что этого хватит на чашку кофе и какую-нибудь выпечку, и завернула в сторону кафе.

Она редко бывала в таких местах. Когда-то пару раз сходила с Игорем, да руководительница хора в этом году надумала справлять свой день рождения в кафе. Скромное заведение, переделанное из бывшего овощного магазина, показалось тогда Наде верхом изысканности. Встроенные светильники на потолке, причудливые бра и картины в рамках на окрашенных в теплые тона стенах; легкие на вид стульчики с изогнутыми спинками, блестящая стойка бара в углу, приглушенная музыка. Запах кофе, сигарет, вкусной еды и достатка, которого у нее никогда не будет…

По утреннему времени в кафе оказалось почти пусто. Только компания выходцев с Кавказа сидела за столиком у окна, что-то громко обсуждая на своем гортанном языке. За последние годы в городе появилось немало кавказцев. И городской рынок, и автосервис, и многие магазины принадлежали им. Среди Надиных учениц была одна девочка — Мадина, дочка торговца фруктами. Ее мать всегда к конверту с деньгами присовокупляла несколько мандаринов, яблоко или гранат. Женщина, в отличие от дочери, плохо знала русский язык, но всегда говорила: «На, свой бабушка угости». При отсутствии симпатии к лицам южной национальности Надя признавала, что детей они любят, и стариков жалеют.

Пристроив на вешалке свое потертое пальто, она прошла к пустой стойке и стала изучать меню. Когда появилась буфетчица, Надя уже сосчитала свои ресурсы и попросила кофе, слоеную булочку с ветчиной и сыром, и салат. Через пару минут она сидела в глубине зала. Как только отогрелась немного — опять вспомнила об отце и сестре. И о матери, конечно…

Почему все-таки мама Люба бросилась под машину, почему хотела умереть? Неужели она в тот момент не вспомнила о двух маленьких девочках, которые останутся сиротами? Она не могла простить отцу, что он сотрудничал с органами?.. Для нее таким шоком была правда, которую поведала ей бабуля?..