Александр Юк - Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви

Ребята мялись, переглядываясь.

– Как хотите. Я без Ольки тоже не поеду. Я ничем не лучше ее. Вот он знает, – и она кивнула на Монмартика.

– Да ладно, – решился Громила. – Поехали быстрее. Там разберемся.

25 мая, пятница. Последний звонок (продолжение)

Было классно. Тепло и солнечно. Почти по-летнему. Лишь затопляемый чуть ли не каждую весну и по этому поводу не работающий водопровод создавал мелкие житейские проблемы. Громила притащил из дальнего колодца одно ведро на всех. Воду выдавали по карточкам: одну кружку в руки.

С шашлыками возились в саду. Громила, отправившийся в дом за спортивным горным велосипедом, вернулся через пару минут обескураженный.

– Наташ, ты была на черном ходу? Опять вскрыли, сволочи. Стекло разбили, и велосипеда нет. Только ведь вчера специально для сегодняшнего дня привез. У-у, паразиты. – Он хрястнул кулаком по бедному, ни в чем не повинному столику, от которого отлетела старая доска. – Считай, каждый год вскрывают. И брать-то нечего бывает – все равно… Надо же было, чтоб именно сегодня.

– Это не совпадение. Кто-то рядом. Видели, как ты привозил велик.

Громила еще долго бушевал в бессильном безадресном гневе:

– Передушил бы вот этими руками.

Олька пыталась его успокоить и утихомирить.

Наташа склонилась над шепеляво скворчащими углями, заливая язычки пламени, прорывающиеся то там, то здесь и облизывающие сочащиеся маринадом кусочки свинины. Между нижним краем коротенькой блузки и оттопыренным поясом переодетых на даче обрезанных у колен джинсов белела узкая полоска нежной незагорелой спины. Если б Лошак прошел мимо такого соблазна, то это верно был бы уже не Лошак. Кружка с жертвенной, единственной на весь вечер водой была вылита в разверзшуюся в одежде щель во всем своем объеме. Инга, стоявшая тут же у Наташки за спиной, прыснула, не сдержавшись. Наташа разгибалась медленно с не предвещавшим ничего хорошего перекошенным фейсом. Две тонкие струйки стекали по щиколоткам в кроссовки. В следующий момент все, что еще не вылито было на угли, было выплеснуто в лицо обескураженной Инги. Капли скатывались с ее волос, подбородка, с темных стекол ее очков. Пауза была недолгой, и вода из Ингиной кружки уже стекала по и без того скособоченному Наташкиному лицу. Лошак, виновник разборки, стоял между двумя девчонками, сотрясаясь от хохота. Но воды на него уже не было. Дальше пошла цепная реакция. Олька, только что утешавшая Громилу, попыталась вылить свою кружку ему на голову, но, не дотянувшись, окатила только его белую рубаху. Прежде чем Громила добежал до своей кружки, Олька спряталась, прикрываясь им, как живым щитом, за Диком, но Макс тут же окатил ее сзади по полной программе. Дальше восстановить события было уже невозможно. Поливали все и всех. Кто-то очень умный окатил остатками воды прямо из ведра Машу, не трогавшую никого. Удивительно, до какой степени оказалось возможно вымочить дюжину ребят одним-единственным ведром ледяной воды. Среди общего мокрого побоища гордо возвышался забравшийся на стол Лошак в идеально сухом парадном костюме с галстуком – первопричина всех разборок вышел сухим из воды. Замочили, как всегда, невинных.

В девичьей, запертой от мужских глаз, развешивались на просушку предметы женского туалета. Маша оказалась, пожалуй, самой мокрой из всех пострадавших в водяной битве. Она вытерлась, как сумела, предложенным Наташей полотенцем и с отвращением натянула вновь холодную безнадежную блузку на голое тело. По саду бродили полураздетые мальчишки, которым досталось не меньше, чем женской половине компании.

Они ушли уже достаточно далеко за высоковольтку. Острые зелено-черные на фоне заката верхушки деревьев начинали царапать падающее на них солнце. Где-то высоко сзади, не дожидаясь захода подруги, на небе начинал проявляться полупрозрачный огрызок луны.

– Что полезнее, солнце или месяц? – спросил, задирая голову, Гарик, и сам же ответил: – Месяц. Ибо солнце светит днем, когда и так светло, а месяц – ночью… Это не я, – смутился дружного согласия Гарик, который знал всегда и все. – Это Козьма Прутков.

– Мне надо позвонить. Я не предупредила своих, что останусь на ночь, – соврала Маша. – Женя, проводи меня домой. Пожалуйста.

Женя высвободился от Леночки, которая держала под одну руку его, а под другую своего Вадика, и молча повернулся исполнять просьбу. Их глаза встретились, но Маша не прочла в его взгляде, рад ли он ее приглашению, или с той же готовностью откликнулся бы на пожелание любой другой.

– У меня нет телефона, – предупредил Женя.

– Гарик, можно будет воспользоваться твоим мобильником?

Еще уходя с дачи, Маша заметила, что Гарик после водной эпопеи оставил телефон сушиться на столе. Других телефонов в компании не было.

– Ты не справишься с ним. Я тебя провожу, – вызвался Гарик.

– Это не обязательно, какие проблемы?

– Он выключен. Я сам еще не помню точно код. Если три раза ошибиться, тогда кранты – только восьмизначный, а он записан в Москве.

Маша поняла, что отвязаться от Гарика вряд ли получится. Женя угрюмо стоял в ожидании указаний.

– Пошли, – скомандовала Маша, и оба конвоира отделились от толпы ребят.

Впервые с момента их раскола они с Женей шли рядом. И хотя они были не одни, и еще ни одного слова навстречу Женей не было произнесено, Маша чувствовала: что-то непременно должно произойти. Она не могла больше выдерживать эту пытку.

Гарик предложил ей руку. Женя упрямо даже этого не сделал. Маша отказалась. Дорожка была неширокая, и идти под руку было неудобно. Хотя только что Леночка шла под руку с двумя. Гарик пытался что-то веселое рассказывать, не обращая внимания на упорное молчание двух своих собеседников. Маша специально споткнулась, чтобы Женя инстинктивно подхватил ее под правую руку, но как только она обрела равновесие, он снова отстал. Зато, судя по тому, как Женя на несколько секунд удержал ее ладонь, Маша была уверена, что он не мог не заметить кольцо-змейку на ее безымянном пальце.

Тропинка, пробитая вдоль опушки леса, зажатая пространными колеями-лужами, сузилась. Ребята вытянулись в цепочку. Они подходили к поселку. Маша пропустила Гарика вперед. Теперь она могла изредка оглядываться назад. Хмурое Женино лицо ее уже не смущало.

Шкет, выросший из-под земли, с какой-то угловатой с оттопыренными ушами лысой головой направился к Гарику.

– Дай закурить, – не попросил, а скорее приказал шкет.

– Не курю, – бросил, не останавливаясь, Гарик.

Но шкет вовсе не собирался уступать дорогу. Гарик, обходя его, вступил в лужу. Лопоухий, не обращая внимания на Машу, направился к Жене:

– Закурить, – это было уже требование, не терпящее возражений.