Чарльз Вильямс - Девушка с холмов

После каждого выстрела в крыше появлялась новая дыра и хижину все сильнее заливало дождем. Старик Эпс грязно ругался, а Ли хохотал.

Когда помощник шерифа уводил Ли, старик так и лез на рожон:

– Только слово скажи, Бак, и я разбросаю вонючие кишки этого законника по дну Сабины. Ты не должен возвращаться в проклятое училище, если не хочешь этого!

Я улыбнулся в темноте, вспоминая про все это. Люди любили Ли! От похожей на цветок Шарон и до этого старого козла. Он был шальной и независимый, но он знал, как нравиться людям.

Спидометр большого «родстера» показывал в момент, когда переваливали хребет холма Пяти миль, шестьдесят. Потом его стрелка доползла до шестидесяти пяти, потом – до семидесяти и наконец остановилась на семидесяти пяти. Ли сидел за рулем развалясь, в своем широком охотничьем пальто. Он поискал в кармане сигарету, щелкнул зажигалкой, и на мгновение маленькое пламя осветило его склоненное индейское лицо и гладко причесанные темные волосы. Он улыбнулся мне поверх сигареты:

– Мы перестреляем их всех, сынок.

Затем он начал напевать «Милашку из Сигма Чи». Так же как и я, он не мог правильно напеть ни одной мелодии.

В холодном полусвете зари, с расширяющейся на востоке розовой полоской, «бьюик» казался единственным живым существом. Вокруг все было тихо, призрачно и морозно. Боковые стекла машины были подняты, но я все равно держал руки в карманах, чтобы они не мерзли. Когда мы пересекли маленький ручеек ниже владения Эйлеров, повсюду виднелись лоскутья тумана, низкого и похожего на пелену. Мы разрывали его, поднимая облака красной пыли.

В тихом утреннем воздухе под нашими шинами жалобно пощелкивали расшатанные доски очередного деревянного мостика. И вот уже мы бесшумно поднялись на холм, где я встретил Сэма Харли. Причем машина поедала мили глинистой и песчаной дороги, как краснохвостый снаряд.

Перед тем как отправиться в путь, у нас возник спор. Я хотел поехать на старую ферму Крейнов, чтобы поохотиться и одновременно взглянуть на постройки и на землю. Ферма была теперь моей, и я хотел выяснить, в каком она сейчас состоянии. Однако Ли настоял, чтобы мы выбрали именно этот путь. Не понимая почему, я все же уступил. Только позднее я понял, что его привлекало.

Майк сидел между нами, с интересом глядя сквозь лобовое стекло на мелькавшие за ним картины. Думаю, эта собака была бы сильно удивлена, если бы ей пришлось ехать с кем-нибудь другим и она обнаружила, что машины могут двигаться со скоростью тридцать или сорок миль в час. Он повернулся и лизнул Ли в лицо. Тот похлопал его по голове. В этот момент мы как раз совершали длинный объезд по крутой кривой и шины под нами жалобно завизжали.

– Ах ты, старый негодяй с холодным носом! Вот сейчас выброшу из машины и пойдешь пешком! – воскликнул он ласково.

На вершине холма Ли съехал с дороги и развернул машину. Я вылез на обочину, а старый Майк, выскочив, начал энергично рыскать вокруг.

– Давай ищи, Майк! – крикнул Ли и шутливо ткнул пса в ребра.

Майк посмотрел на него с явным обожанием и, перескочив через канаву возле дороги, исчез внизу среди стеблей кукурузы и сухих плетей гороха. Зарядив ружья, мы последовали за ним.

Солнце только-только поднималось над вершиной далекого гребня на востоке, но я чувствовал, как оно начинает пригревать мне спину. Оно осыпало бриллиантами замерзшие ветви кустарников. Его красно-золотые лучи падали на холм впереди нас, экстравагантно расцвечивая деревья кизила, гикори и красного дуба. В воздухе висела голубая октябрьская дымка, и ее особый незабываемый запах проникал в наши ноздри. Пар от нашего дыхания слегка шевелил совершенно неподвижный воздух.

– Он нашел птиц! – обрадовался Ли. И я увидел, что Майк замедлил бег и, крадучись, приближался к кромке поля. Поза его яснее всяких слов выражала: «Они здесь. И близко». Затем он сделал стойку и замер.

Небольшая стайка вспорхнула из сплетенных стеблей гороха почти у нас из-под ног. Полдюжины или около того маленьких коричневых комочков разорвали тишину утра, как взрыв. Ли безо всяких усилий сбил одну, просто вскинув ружье. Но я оказался неловок и промахнулся из обоих стволов. Промахнулся грубо, не задев даже ни одного перышка, как, впрочем, всегда и бывает, когда промахиваешься.

– Я знал одного парня, – изрек Ли, когда Майк принес ему добычу и он засунул ее в ягдташ.

– Да? Ну и что?

– Он был, этот парень, настоящим охотником. И что он всегда делал? Он стрелял в птиц. Или, по крайней мере, в их направлении.

– Ну ладно, ладно, – усмехнулся я, – что делать, не попал в одну!

– В одну? – Он сгреб меня за воротник пальто и встряхнул. – Эх ты, большой швед! Ты не попадешь даже в задницу коровы!

И так продолжалось почти все утро. Майк находил птиц, мы их поднимали, Ли сбивал одну, а иногда и двух, а я каждый раз промазывал. Я никак не мог приноровиться, и Ли безжалостно надо мной подтрунивал.

К полудню в моем ягдташе было всего две птицы.

– Они полетели вон туда, мистер! – весело кричал Ли, указывая на улетающую стаю, когда я дважды промахнулся при ее взлете.

У всех охотников бывают такие дни с пустыми выстрелами, даже у исключительных стрелков. Вот и со мной случилось то же самое, поэтому я не очень огорчался. Стоял чудесный день, и мне было просто хорошо здесь, рядом с Ли, после двухлетней разлуки.

Ли пребывал в отличном настроении.

– Черт возьми. Боб, – сказал он, – я, право, рад, что ты вернулся. Нам тебя не хватало. Я не понимаю, почему ты не мог поступить в какую-нибудь школу рядом с домом? Их везде полно, таких, как твоя. И мне всегда хотелось, чтобы вы с Майором наконец нашли общий язык и договорились.

– Ну, это как раз одна из причин, почему я уехал.

– Мне кажется, что в прошлом году его это начало беспокоить. Я имею в виду то, как вы расстались. Он довольно часто спрашивал, знаю ли я что-нибудь о тебе.

– Неужели? – Я попытался изобразить хоть малейший интерес, но это у меня не очень-то получилось.

– Ты много потерял. Боб, – продолжал Ли. – Ты знаешь, как много денег он давал, когда я отправлялся в Райе! А вечеринки, которые мы устраивали в последние годы перед его смертью! Это было, уже когда я у него работал. Эта последняя, в Хьюстоне, Боже мой! Он занимал целый этаж в гостинице «Райе», и я просто не знаю, сколько там было виски, настоящего виски «Мак-Кой», не самогона! А у меня сохранились все телефоны с тех пор, как я ходил там в школу. И для человека старше пятидесяти он был для девчонок вполне подходящим. Немного вредным, особенно если малость перебирал. Иногда они не знали, как следует его воспринимать. Но все же он был вполне славным малым! Помнишь, как он, когда перекладывал, вспоминал про Францию, про инженерные войска? Он даже иногда разговаривал с девчонками по-французски, а они ни черта не понимали. А потом он пел песню военных инженеров, знаешь, эту: «О, инженеры с волосатыми ушами! Они живут в пещерах и ямах». А когда он подходил к третьей строке, им это казалось слишком грубо, если только они не были тоже навеселе. Но если они начинали морщиться, он издавал рев и говорил: «Ли, забери этих чертовых девиц, привыкших к бивачному костру. Отправь их обратно в их общину. А сам сходи на Конгресс-авеню и приведи нам настоящих баб, с кишками!» Ну, тогда мне приходилось всех ублажать.