Венди Уэкс - Бестселлер по случайности

— Мама, твои романы продаются и без набивших оскомину клише! — бросилась в контратаку Сара. — Тем более почти все они о верующих, а это совсем другое дело. Я бы со стыда сгорела, если бы ты написала книгу вроде порнороманчика миссис Лоури!

Фэй подумала о своем творчестве. Подумала о Тане, которая разрывается между двумя работами и двумя дочками, но на писательской карьере крест не ставит. Подумала о Кендалл, которая пишет традиционные женские романы и не мыслит себя без творчества. Подумала о Мэллори, ее неунывающих героинях, ежедневной двадцатистраничной порции и славе, которой она добилась своим невероятным усердием.

Знакомые авторы работали в разных жанрах, но все они писали, потому что им было что сказать. Выражать свои чувства на бумаге — самое настоящее чудо, пусть даже от имени автора говорят вымышленные герои.

А порой автор пишет ради денег, очень нужных семье. Это тоже вполне оправданно.

— Довольно, Сара! Ты рассуждаешь, как ограниченная особа, которая любовных романов лет сто не читала. Или прочла один несчастный опус и решила, что имеет право судить. Вот когда сама напишешь роман страниц на четыреста и он заставит читателя забыть о реальности, я позволю тебе критиковать.

— Ни к чему так заводиться, мама! Ты же знаешь, мы все гордимся тобой и твоими книгами, хотя некоторые папины прихожанки отчаянно их критикуют.

Не иначе как любительницы запеканок и прочие блюстительницы нравственности.

— Ладно, милая! — Свое мнение Фэй озвучила и теперь была не прочь сгладить впечатление. — Мне завтра к вам приехать, или сюда Бекки привезешь?

Они быстро обсудили детали и попрощались. Потом Фэй сказала себе, что, раз уж держит в руках телефонную трубку, нечего тянуть резину — нужно звонить Кэлвину Эймсу. Она решительно набрала номер.

Если в будний день до восьми утра зайти в закусочную «Даунхоум» на юге Сент-Питерсберга, за два доллара восемь центов можно купить завтрак, которым наешься на целый день. В выходные гигантская порция чуть дороже, но посетителей это не смущает — валят толпами, охотно занимают столики для пикника и глазеют на модели древних мотоциклов, собранные из металлолома и брошенных на стоянке запчастей.

Если дела идут бойко, в субботу утром велосипеды на стоянке «Даунхоума» стоят бок о бок с дорогущими мотоциклами, мини-вэны — с седанами последней модели, а затянутые в кожу рокеры мирно уживаются с посетителями в шортах цвета хаки и гавайских рубашках.

Каждый день, включая субботу, Таня заступала на смену без четверти пять. В пять утра закусочная официально открывается. Ждущие у двери рыбаки тотчас усаживаются у стойки. За ними — дежурящие днем копы, следом — старики, которые ходят в «Даунхоум» чуть ли не со дня открытия — значит, чуть ли не со дня рождения Тани.

Белль Уэйлен сама когда-то работала официанткой, а в середине семидесятых купила «Даунхоум». Сейчас Белль было под семьдесят. Нежная любовь к загару сделала ее кожу грубой, как наждак, а нежная любовь к сильному полу превратила ее в убежденную феминистку. Разнокалиберные фигурки свиней из всех известных человечеству материалов, от плюша до керамики, символизирующие мужской шовинизм, оккупировали все полки, стены и углы закусочной. За кассой и на стенах висели плакаты, воспевающие величие женского пола. Политкорректностью ни один из них не отличался. «У самцов мозги не в голове, а в головке», «Самцы не разбрасывают грязные носки, они метят территорию».

Местные официантки были расторопными и бойкими — и идиотов, особенно мужского пола, не жаловали.

— Как дела у Труди? — спросил Рыжий Томас, здоровяк с длинными седыми (когда-то рыжими) волосами, низким голосом и мощными ручищами. В «Даунхоуме» он был шеф-поваром и вот уже тридцать лет считался гражданским мужем Белль. Рыжий Томас называл себя поваром-рекордсменом: однажды за минуту он разбил и вылил на сковородку сорок яиц и утверждал, что за день в среднем расходует тысячу двести яиц, сто сорок фунтов картошки, пятьдесят фунтов сосисок и пятьдесят фунтов бекона.

— Как обычно. — Таня убрала сумочку в шкаф и повязала фартук поверх джинсов и майки. Получилось, что Таня «унаследовала» работу в «Даунхоуме» от матери. Еще школьницей, то есть задолго до того, как нечто подобное разрешили себе прогрессивные корпорации, она работала полсмены. Однажды утром после ночного кутежа Труди не смогла встать с постели; Таня понимала, чем грозит матери очередной прогул, и появилась в закусочной вместо нее. Никто не возражал, и девушка проработала до начала уроков: к тому времени в «Даунхоум» приплелась оклемавшаяся Труди.

Не сговариваясь, мать и дочь разбили смену пополам: Таня заступала без четверти пять, а Труди получала дополнительное время на сон, опохмел или очередного кавалера.

Сегодня это называют гибкостью и предприимчивостью, но в то время речь шла о том, чтобы выжить. Таня была очень благодарна Белль, которая не понаслышке знала о злоупотреблении алкоголем и позволяла им с Труди делить смену.

Восемь лет назад Таня вернулась в «Даунхоум»: Кайл бросил ее, и они с девочками переехали к Труди.

По идее Труди следовало будить девочек, провожать в школу и встречать после уроков. На деле Лоретта и Кристал справлялись самостоятельно, хотя Таня благодаря Труди могла с утра работать в «Даунхоуме», а после обеда — в прачечной. Шиковать не получалось, однако две работы плюс книжные гонорары позволяли оплачивать счета и откладывать на черный день. Других вариантов у Тани не было. Вечно усталая, вечно раздраженная, она знала: иначе не выжить, — и надеялась, что однажды девочки ее поймут.

Таня подавила зевок, достала из ящика блокнот и задержалась на кухне, чтобы налить себе кофе.

У огромной сковороды стоял Рыжий Томас. Бретт Адамс, недавно нанятый помощник, отчаянно пытался повторить фирменное томасовское разбивание яйца одной рукой. Бретту было под сорок. Длиннющий — куда выше шести футов! — широкоплечий, с копной темно-русых кудрей, высокими скулами и квадратной челюстью. Недурен, очень недурен…

Бретт дерзко улыбнулся Тане и снова «сыграл в Томаса» — одной рукой разбил яйцо, вылил на сковороду и швырнул скорлупу в ведро.

— Неплохо, сынок, — одобрительно кивнул Томас, а потом заржал и подмигнул Тане: желток следующего яйца едва не затек Бретту в рукав.

— Черт! — выругался Бретт, перехватив Танин взгляд. — Притворись, что ничего не видела! — Он попробовал снова и опять опростоволосился. — Это ты тоже не видела! — Бретт вытер руки тряпкой. — Ты во всем виновата! — Он погрозил Тане пальцем. — Разве можно сосредоточиться, когда за тобой наблюдает такая красавица?!