К. А. Такер - Одна крошечная ложь (ЛП)

— Хотя ты немного опоздала на самое веселье. — И…он снова в моем личном пространстве, а его губы оказываются прямо у моего уха. Какое бы напряжение ни сняли две стопки текилы и горсть мармеладных мишек, все вернулось.

Я морщусь, когда он дергает меня за косичку. Но у меня теперь появляется шанс в шутку его оттолкнуть и обойти.

— У меня был тяжелый день в больнице. — «Мое будущее, по сути, рухнуло прямо у меня на глазах».

— Уверен, завтра тебе будет лучше. — Он отхлебывает пива, склонив голову набок, чтобы под лучшим углом рассмотреть мои ноги. Я лишь качаю головой. Знаю, сейчас не стоит ничто из сказанного или сделанного Коннором воспринимать всерьез, потому что он пьян, но этот ответ типичен для Коннора, и алкоголь тут не при чем. «Ты будешь в порядке. Ты умная. Ты сильная. Ты бла, бла, бла». Столь общие и пренебрежительные ответы.

Не знаю, дело ли в том, что я увидела свою будущую жизнь, когда познакомилась с его родителям, или дело в Эштоне, или в том, что я проплакала весь обратный путь от больницы, когда мои мечты разрушились, но у меня такое чувство, будто туман рассеялся, и я впервые трезво мыслю. С каждой минутой присутствие Коннора становится все более неправильным. Снаружи он выглядит идеально: умный, милый, симпатичный, обаятельный. Он совершает романтичные поступки, например, присылает мне цветы и звонит в течение дня, чтобы узнать как дела. Он никогда не давил на меня в плане секса и не требовал ничего, кроме поцелуев, а это, как мне сейчас кажется, просто странно для парня-студента. Может, он — гей, а я — идеальное прикрытие для его родителей? В любом случае, это пошло лишь на пользу, потому что у меня никогда не возникало желания заходить с ним дальше. Одно это должно было стать для меня тревожным звоночком.

Но нет…парень, которого я представляла, когда росла, — определенно Коннор. Просто теперь я понимаю, что не вписываюсь в эту картинку рядом с ним.

В этот момент в кухню врывается Тай в килте, создавая суматоху, которой я радуюсь, ведь она заставляет Коннора отвести глаза от моих бедер.

— Сан [19] Sun (англ.) — солнце ! — орет Тай. На щеках у него появился румянец. — Где ты, моя Сан?!

Когда он замечает стройную азиатку в чем-то похожем, по-моему, на костюм библиотекарши с хлыстом в руке, то падает перед ней на колени и начинает с преувеличенным шотландским акцентом горланить песню «You Are My Sunshine » [20] You Are My Sunshine (англ.) — «Ты мое солнышко». .

Сан краснеет, а народ с одобрением гудит. Несмотря на свое дурное настроение, я не могу сдержаться и смеюсь, ведь это мило, хоть и унизительно. А потом Коннор шевелится и хватает меня за талию, заплетающимся языком бормоча на ухо, и мой смех обрывается.

— Можешь поверить, что они мутят? Странная парочка. — Я отшатываюсь, но Коннор не замечает. — Но он сказал, что в трахе она та еще штучка. — «Чего? Кто этот парень?» Пьяный Коннор мне совершенно не нравится.

Я начинаю жалеть, что вообще пришла. Мой план по утоплению горя в алкоголе быстро сменился планом просто убраться подальше от Коннора. Но не раньше, чем я увижу Эштона. Хоть разочек.

— Где Эштон? — По-моему, это довольно-таки безобидный вопрос.

— Без понятия…где-то тут. — Пиво выплескивается из стакана на костюм Коннора, когда он отхлебывает. — Или наверху кого трахает.

Я пытаюсь не морщиться от его слов, но сдержаться не могу. Холодею от одной лишь мысли, что он будет делать с кем-то то, что делал со мной. Надеюсь, Коннор не обратил внимания.

— А, естественно. — Голос дрожит, когда я отвечаю. Это подозрительно. «Блин».

Но выясняется, что мне не стоит беспокоиться, что Коннор заметит что-то, кроме моего тела, ведь его взгляд приклеился к моей груди. Хотела бы я, чтобы блуза не была столь откровенной, но утром Рейган украдкой отрезала от нее верхние пуговицы.

— Ты такая сексуальная, Ливи. Как мне удалось встретить кого-то, настолько удивительного? — Я чувствую его вес на себе, когда он наполовину нагибается, наполовину падает на меня, прижимая к стене. — Ты милая, непорочная и идеальная. И вся моя. — Его губы опускаются к моей шее. — Иногда мне хочется… — Он нагибается еще больше, прижимаясь пахом к моему бедру, и расплющивает мою гей-теорию, как спелый помидор. Рука, которая шарит по моим волосам, соскальзывает на грудь и сжимает ее, как мячик для снятия стресса: грубо и совершенно не приятно.

Думаю, любое количество текилы не способно сделать это приятным.

— Мне надо в уборную, — бормочу я, выворачиваясь из-под него, и уношусь прочь из кухни. Там я больше не в силах находиться. Не в силах находиться рядом с Коннором. Мне хочется убежать домой, чтобы принять душ и забыть о случившемся.

Мне нужен Эштон.

Я вытаскиваю телефон и быстро отправляю ему сообщение. Не дожидаясь ответа, я обыскиваю комнату за комнатой, дважды умело избежав столкновения с Коннором. Но нигде не могу найти Эштона, и никто его не видел. Быстро осмотрев гараж, я нахожу там его черный автомобиль.

Эштон здесь.

Что значит, он должен быть в своей комнате.

Но не отвечает на сообщения.

О том, чтобы ничего сегодня не чувствовать, не может быть и речи. Страх вернулся и усилился десятикратно, закручиваясь внутри, словно смертельный водоворот ревности, боли и отчаяния.

У меня лишь два варианта: уйти, предположив, что наверху он с кем-то, либо пойти и самой проверить.

Крепко обхватив себя руками, я поднимаюсь наверх. Каждый шаг приближает меня либо к апофеозу кошмарного дня, либо к океану облегчения. Мне кажется, если найду его с другой, то погибну.

Зачем я так с собой поступаю? «Потому что ты — мазохист».

Впереди я вижу закрытую дверь. На ней нет ни красного носка, ни любого другого намека на то, что там кто-нибудь может быть.

И все же…

Мне даже не приходится сознательно задерживать дыхание, ведь я и так вовсе перестала дышать, прижавшись ухом к двери. Тихо играет музыка, значит, он внутри, но за исключением этого…тишина. Ни стонов, ни женских голосов.

Я легко стучу, пока не струсила.

Ответа нет.

Сглотнув, я стучу снова.

Ответа нет.

Я аккуратно берусь за ручку и понимаю, что дверь не заперта.

Необычнее я себя не чувствовала: кровь приливает к ушам, сердце колотится, как бешенное, но при этом в легких совершенно спокойно. Я понимаю, что долго так продолжаться не может. Понимаю, что скоро у меня закружится голова, и я потеряю сознание, если не сделаю выбор.

Мне надо сделать выбор. Сейчас я могу повернуться и уйти — уйти из этого дома, потому что не в состоянии иметь дело с Коннором, — и не увидеться с Эштоном. И я не прикоснусь к нему, и его не будет рядом, чтобы помочь забыть этот ужасный день только так, как умеет он.

Либо я могу открыть дверь, рискуя увидеть его с другой.