Сарина Боуэн - Он

Не буду врать — это больно.

— Что? Не угадал? — спрашиваю категорично.

Словно пытаясь успокоить себя, Джейми медленно выпускает из легких воздух.

— Знаешь, Весли, мне так охота сейчас тебе врезать. Вот прямо по-настоящему.

Я стискиваю зубы.

— За что? За то, что посмел уличить тебя в том, что тебе еще нравятся женщины?

— Ты всерьез считаешь, будто из твоей постели я прыгнул прямиком в постель к ней? Я так не поступаю! Чего нельзя сказать о тебе и твоем драгоценном Сэме .

— У меня с ним тоже ничего не было. — Сквозь меня спиралью несется горечь. — Мы просто встретились, чтобы выпить, и всю дорогу разговаривали о тебе . Придурок.

Джейми моргает.

— Тогда за каким хером мы сейчас спорим?

Я запинаюсь.

— Уже даже не знаю.

Секунда молчания — и мы в унисон издаем напряженный смешок. Пробираясь к двери, чтобы выключить свет, я чувствую себя намного спокойней — и намного трезвей. Когда я поворачиваюсь обратно к Джейми, то вижу, что он уже лег и жестом зовет меня из темноты. Я опускаюсь на край матраса, и он тянет меня к себе на подушку.

Мы растягиваемся, оба ложимся на бок лицом друг к другу. Оба ждем, кто первый заговорит. Затем Джейми вздыхает.

— Мне не нравится идея, что ты можешь быть с кем-то еще.

Я проглатываю удивление.

— Та же фигня.

— Я сказал Холли, что не один, — признается он. — Чуть ли не сразу.

Мое сердце взмывает ввысь.

— Правда?

— Да.

— Я сказал Сэму в точности то же самое, — сознаюсь и я. — Он попробовал прихватить меня, когда при встрече мы обнялись, но я сразу сказал, что пришел сюда не за этим.

Он сужает глаза. Плавно скользит ко мне, его рука обвивается вокруг моей талии, а потом его теплая ладонь опускается мне на задницу.

— Где именно он тебя трогал? — Джейми стискивает мою ягодицу. — Здесь?

Я хмыкаю.

— Ну.

— Козлина.

Наклонившись, я целую его в кончик носа.

— Но только там, и все. Честное слово.

— Не надо. Я тебе доверяю.

От этого искреннего признания у меня все переворачивается внутри. Он доверяет мне. Блядь, а я-то мудак… Сегодня, когда я представлял его с Холли, то никаким доверием там и не пахло. Ну а тот факт, что у нее есть вагина, только все усугубил. Мне еще никогда не приходилось переживать о том, что парень, побывавший со мной в постели, может бросить меня ради девушки.

С другой стороны, меня никогда и не парило, чем парни, с которыми я переспал, занимаются после. Но с Джейми все по-другому. Меня начинает мутить, когда я представляю, как он от меня уходит. А от мысли, что я конкурирую за него не с одним, а сразу с двумя полами, становится еще хуже.

Вот только мое время с ним почти на исходе. Как только лагерь закончится, каждый из нас пойдет по жизни своей дорогой. Я не шутил, когда говорил Касселю, что, если я хочу добиться успеха в профессиональном клубе, то мне придется держать ширинку застегнутой.

— Но я считаю, нам нужно принять какие-то основные правила, — печально произносит Джейми.

Я сглатываю. У нас с правилами всегда были напряженные отношения.

— Например?

— Пока мы вместе, то больше ни с кем не спим.

Ха. А то меня очень тянет замутить с кем-то еще. Но я согласно киваю, потому что мне важно знать, что и он ни с кем, кроме меня, спать не намерен.

— Заметано. Что еще?

Он задумчиво выпячивает губы.

— Ну… у меня пока все. Что-то добавишь?

Надо бы, но слова застревают в горле. Я знаю, что должен, но не хочу произносить их вслух. Блядь, я так долго хотел его. Целую вечность. И мысль о расставании меньше, чем через месяц, разрывает меня на части.

И все-таки я отпущу его.

— После лагеря между нами все кончится. — Я молюсь о том, чтобы он не расслышал в моем охрипшем голосе нотку боли. — У нас есть только одно это лето.

Секунду Джейми молчит.

— Да. — В его голосе такая же хрипотца. — Я так и предполагал.

Я не могу определить, что он чувствует. Разочарование? Грусть? Облегчение? Его лицо ничего не выражает, но я принимаю решение не вытягивать из него ответ. В конце концов я сам предложил это правило. Мне бы радоваться, что он не стал возражать.

— Нам надо поспать, — говорю я шепотом.

— Угу. — Он закрывает глаза, но вместо того, чтобы откатиться в сторону, ложится ко мне поближе и целует меня.

Я нежно отвечаю на поцелуй. Когда я кладу ладонь ему на бедро, ткань под моими пальцами собирается как-то иначе, чем раньше. Обычно он носит другие боксеры, и потому я, прервав поцелуй, прищуриваюсь на них в темноте.

— Каннинг, — шепчу я. — На тебе те трусы с котятками?

Даже в полумраке я вижу, как уголки его рта поднимаются вверх.

— Допустим. А что?

Меня переполняет нелепое, невообразимое счастье. Я льну к нему, чтобы наши улыбки соприкоснулись, но тут Джейми немного ерзает, словно ему что-то мешает. Потом заводит руку за спину к упомянутым выше трусам.

— Все в порядке там сзади? — спрашиваю я. Может, он не отрезал бирку?

— Просто… скиттлз попали.

Мы оба посмеиваемся, когда наши губы встречаются вновь… вновь… и вновь. Его руки уютно смыкаются вокруг меня, и мне наконец-то удается расслабиться.

Наши губы так идеально подходят друг другу. С каждым поцелуем я влюбляюсь в него все сильней, и это никак не связано с желанием или сексом. Просто это он . Его близость и его запах, и то, как он успокаивает меня.

Сколько я себя помню, моя жизнь была хаосом, и все свои беды — непонимание родителей, смятение насчет собственной ориентации — я всегда переживал в одиночку. Но каждое лето на шесть недель я избавлялся от одиночества. У меня был Джейми. Мой лучший друг. Моя скала.

Сейчас он стал для меня даже большим. Сейчас у меня есть его сильные руки, обнимающие меня, его губы, лениво касающиеся моих, и меня убивает то, что мне придется отказаться от него ради Торонто.

Какое-то время мы с ним целуемся. Без спешки, без перехода к чему-то большему. Наши члены даже не участвуют в уравнении. Мы просто лежим и обнимаемся, пока его ладони ласковыми, успокаивающими движениями скользят по моей спине.

В конце концов я засыпаю со щекой, прижатой к его груди, и его размеренным сердцебиением у себя под ухом.

Несколько дней спустя я получаю письмо от своего агента.

Год назад я бы смаковал эту фразу. Мой агент . Круто, да?

На самом деле, нет. Не особенно.

В детстве я собирал вкладыши с хоккеистами. Они продавались по десять штук в пачке, в придачу к жвачке с отвратительным вкусом. В каждой пачке был один классный игрок — при везении новый, а не дубликат вкладыша, который у меня уже был — и девять чуваков, о которых я никогда в жизни не слышал. Эти девятеро отправлялись на самое дно обувной коробки — ждать своего часа. Раз в сто лет кто-то из них шел на повышение, но обычно они так и оставались валяться в самом низу.