Людмила Бояджиева - Сладкий роман

Да прекратите шуметь, Анита! — Гаркнул Умберто и скомандовал оператору. — Поехали!

Дикси присела и погладила трущегося о ноги кота, тот сразу же встал на задние лапы, целясь на поднятый девушкой кусок мяса. Бурчанье Кинга заглушало стрекот камеры. Изловчившись, кот выхватил мясо и оттащил его подальше.

— Шустрый, подлец. Жаль, что не человекообразен. — Камера замолкла и слова Старика прозвучали приговором не справившейся с заданием претендентке.

— Не вышло, — поникла Дикси. — Простите, я не актриса. Учусь на экономиста. Не умею сосредоточиться на действии, собраться… получится чудесный фильм. — Одернув леопардовый лоскут, заменявший юбку, Дикси направилась к ширме.

— Эй, я не отпускал тебя с площадки. Что за капризы? Ты прилетела из Женевы? За билет кто платил? Ах, папа… — Умберто покачал головой, cловно Дикси созналась ему в страшном грехе. — Вероятно папа не беден? Чудесно! Восхитительно! Папа богач, а дочка рвется в кино! Вместо того, чтобы штудировать труды Маркса.

— Поймать Кинга? — осведомился ассистент.

— Отставить… — хмуро пробурчал Умберто и вздохнул. — Надо иметь извращенное воображение, чтобы узреть в неуклюжей возне с котенком смертельную схватку с тигром. И я старый, добропорядочный обыватель должен почему-то этим качеством обладать. Переоденься и отправляйся гулять по Риму, детка. Домой полетишь завтра. Привет папе… Да! — окликнул он уже одетую, собравшуюся уходить девушку.

— Эти кудряшки мы делаем у парикмахера? Нет?! Пачито! Стакан воды.

Набрав полный рот Умберто вплотную приблизился к Дикси и выдохнул каскад водяных брызг ей в лицо. Дикси остолбенела, а Старик, взяв её за плечи и слегка приподнявшись на цыпочки, внимательно разглядывал макияж.

— Не сердись, у нас в деревне так девок проверяли — кто сурьмится, кто щеки свеколит, кто белится. Самый верный способ. — Он потрепал Дикси по щеке. — La belle fidanzata! (cлавная невеста).

Когда съемочная группа прибыла в Багдад, Умберто Кьями ещё не был уверен, что сделал правильный выбор в отношении актеров. Старика одолели сомнения — та ли это женщина-дитя, которая уже жила в его воображении, тот ли герой — посланец цивилизации, сумевший понять рядом с дикаркой, с её первобытной чистотой, подлинный смысл человеческой любви — настоящей и вечной?

Алан Герт — белозубый американец, снимался только в рекламе. Парень пробовался в боевики, но неизменно оставался за бортом. Умберто поначалу не обратил на него особого внимания в чреде обаятельных атлетов, претендовавших на роль. Но уже в конце отборочного этапа, просматривающему отснятые пробы режиссеру показалось, что в глазах рекламного «ковбоя» есть нечто большее, чем притягательность самца:

— А он, кажется, не полный дубина, — пробормотал Старик. — Похоже у этого парня капитал не только в штанах.

Коллеги не скрывали удивления по поводу выбора Умберто, но переубедить его не смогли.

В качестве среды обитания своих идей и героев Умберто выбрал джунгли, как символ могущества первозданной природы. И не затем же, чтобы снимать муляжи и пластик в студийных «дебрях». Индийские коллеги охотно заключили соглашение, в рамках которого сдавали в аренду на тридцать дней облюбованное киношниками место в двухстах километрах от Багдада. Здесь были удачно представлены различные природные условия — леса, равнины, холмы с ущельями и ручьями. Имелись так же живописные развалины буддийского храма, деревенька с сохранившимися этнографическими особенностями быта, брошенные американцами после съемок «вигвамы», а так же несколько вагончиков, оборудованных для жилья.

В шесть утра группа из пятнадцать человек с визитными карточками «Рим Ченичита «Берег мечты»» собрались у автобуса, ожидавшего их у отеля в Багдаде.

Солнце уже припекало вовсю. Город жил шумной, многолюдной жизнью. В такую рань в Европе бодрствуют разве что мусорщики и разносчики. Если, конечно, не считать полицейских.

— Задумайтесь, друзья, какой прекрасный отдых я предоставляю вам, нахмурил брови Умберто, оглядывая разморенных жарою, сонных людей. — И ещё плачу деньги за такое удовольствие. Хотя вправе был бы ожидать проявления обратной инициативы.

— Это точно, — шепнул стоящей рядом даме оператор Соломон Барсак. Скоро, наверно, наши станут в очередь, дабы оплачивать услуги режиссеров ранга Старика. Ведь они получают не только работу. В сущности, они покупают славу, а следовательно — власть.

— Дай то Бог на всем разбогатеть! — заулыбалась Вита — художница по костюмам, взявшая на себя обязанности гримера. — Ты не смотри, что я цыганка, сердце у меня доброе, картину не сглажу. Только если кого — нибудь соблазню — героя нашего, или, к примеру, тебя.

— Я мужичок занятый. Моя супруга — камера на шее крепко висит. Вот разве что изменить старушке? Уж больно тянет меня к цыганкам. — Сол хотел было в подтверждение своих слов, хлопнуть красотку по крутому бедру, обтянутому узкими брючками, но Вита уже отвернулась, посылая кому-то другому многообещающую белозубую улыбку.

Не выспавшаяся Дикси, одетая в шорты, майку и панаму, стояла в стороне, без интереса глядя на будущих коллег. Среди панам и каскеток киношников белела красиво завернутая чалма крупного смуглого индуса.

— Это наша героиня. А это — господин Лакшми — гид и переводчик, Умберто скользнул по лицу Дикси быстрым, изучающим взглядом. Представленные приветствовали друг друга — Дикси кивком и улыбкой, индус — поклоном со сложенными лодочкой руками.

— Ну вроде все на месте. По — коням? — Сол подхватил чемодан Дикси. Ой, совсем легенький! Не то что мои причиндалы, которыми забит весь багажник. Да и вещичек прихватил, не пожадничал — таблеток, наверно, кило и только сачков для ловли попугаев четыре!

Дикси не могла сдержать зевок. Она не привыкла вставать в такую рань.

— Давай, топай на заднее сидение, подремли, — посоветовал Барсак. Ехать больше двух часов, а мэтр надеется сегодня уже кое — что отснять. При этом рассчитывает на твою юную свежесть. Накануне отлета круто побеседовал с гримершей, запретив тебя мазать и та забыла половину своих снадобий. Так что, держи форму, синеглазка!

Дикси протиснулась в конец салона и плюхнулась на свободное сидение. В автобусе висела раскаленная духота. Но тут же мерно загудели кондиционеры, в лицо повеяло ледниковой свежестью. Дикси откинулась в кресле и закрыла глаза, возвращаясь к мучившим её проблемам.

После эпизода с Куртом Дикси не ударилась, как предполагала, во все тяжкие: cекс в исполнении Санси, оказался не так уж занимателен. Она избегала мужчин, они же видели в ней лишь соблазнительную блудницу. Но даже те, кто пытались подыграть ей, изображая романтическое увлечение, были отвергнуты с приговором «ничтожество». Все претенденты на близость под лупой придирчивого внимания Дикси обнаруживал противнейшие недостатки: от одного пахло потом, другой имел привычку шмыгать носом, глупо щерил зубы, а третий не к месту хихикал.