Маргарет Макхейзер - Почти что сломанная жизнь

С огромным комом и полностью пересохшим ртом, я поворачиваю ручку.

Я открываю дверь.

Я, блин, открываю дверь.

Я открываю эту гребанную дверь.

Широко распахнув ее, я смотрю на мужчину с огромной улыбкой на его лице.

Мы стоим, рассматривая друг друга. Он не пытается войти, и я тоже не двигаюсь в сторону, чтобы пропустить его.

Он ждет меня, и я собираю всю свою храбрость, чтобы сделать этот последний решительный шаг. Разрешить ему доступ в мой дом, и в мою голову .

Я смотрю на Доминика, его подбадривающая улыбка даже не дрогнула. Он не нависает надо мной, не пытается запугать меня. Он стоит достаточно далеко, чтобы я могла закрыть дверь, если бы захотела.

Мы просто стоим глядя друг на друга, и словно неслышный разговор ведется между нами.

Он дает мне время и пространство уйти, если мне понадобится, и я очень стараюсь отодвинуться в сторону и дать ему войти в дом.

Он позволяет мне самой принять решение.

Проходит, может быть, мгновение.

А возможно и час.

Мы будто кружим по кругу. Я, пытаясь собрать свою сломанную жизнь, и он, давая мне время привыкнуть к его присутствию в моем уединении.

Дыра в моем сердце затягивается и становится чуть-чуть меньше.

Я отхожу в сторону, молча приглашая Доминика войти в мой дом и мою жизнь.

- Теперь, Эйлин, я еще и голоден. Слава Богу, я принес нам банановый хлеб. Можно мне, наконец, тот кофе? - Он переступает через порог и становится меньше, чем в двух метрах от меня.

Как только он вошел внутрь, я быстро заперла двери и включила заново сигнализацию.

- Сюда, пожалуйста, - говорю я, идя впереди Доминика, и провожая его в кухню.

- Могу я присесть? - Спрашивает он, указывая на бежевый стул около кухонного стола.

- Конечно, пожалуйста. Я сейчас приготовлю ваш латте.

Я беру уже молотый кофе и начинаю готовить ему латте. Я могу почувствовать на себе его взгляд. Даже несмотря на то, что я стою к нему боком, я чувствую его пронизывающий, проникающий взгляд. Себе я тоже варю свежий кофе, и когда все готово я отношу чашки на кухонный стол.

Выдвинув себе стул, я присаживаюсь, подтягивая колени к груди, в защитном жесте обхватывая себя руками.

Я жду, когда Доминик задаст свои вопросы, которые, как я уверена, у него есть.

Он подносит кружку с кофе к губам и тихонько дует на бежевую жидкость, перед тем как сделать глоток и попробовать ее.

- За что вы так любите кофе? - Он спрашивает о кофе? - Для меня хороший кофе всегда рассказывает историю. Он говорит со мной и описывает свое путешествие со времен кофейной зрелой ягоды на рубиновом дереве. О руках, срывающих ее с дерева, о человеке, которому эти руки принадлежат и о том, что он должен сделать для того чтобы каждый день добираться до работы. Потом следует метод сушки, где кофейные ягоды выкладываются на солнце и несколько раз в день переворачиваются для того, чтобы предотвратить разложение. Процесс сушки занимает недели. Вы знали об этом, Эйлин? Недели ягоды по несколько раз в день переворачивают. Представляете, до чего скучная это работа?

- Но если это то, ради чего его наняли на работу, тогда, вероятно, ему это не наскучивает. В особенности, если зарабатываемые этим деньги идут на то, чтобы прокормить семью, - говорю я, отпивая глоток вновь оцененного кофе.

- Вы правильно подметили, это заставит меня еще больше ценить эту чашку кофе. Перемалывание бобов - это другой трехступенчатый процесс, и это еще до того, как мы можем протестировать или оценить кофе.

- Похоже, вы многое знаете об этом, - комментирую я, все еще попивая свой кофе.

- Я многое знаю об этом потому, что я нахожу очень занятным то, что скромная кофейная ягода насыщенного красного цвета в сочетании с водой, жизненно необходимой многим из нас, создает коричневую жидкость. Мне приятно знать, как и почему происходят вещи.

- И какие выводы вы сделали о кофейном бобе?

Доминик улыбается мне, расслабляясь в своем кресле.

- Правду?

- И ничего кроме правды, - отвечаю я.

- Без этой насыщенной, полнотелой, темно-коричневой жидкости я бы не смог нормально думать по утрам. И я снимаю шляпу перед теми мужчинами и женщинами, которые собирают, сушат и переворачивают эти бобы ради того, чтобы у меня был мой кофе.

- Это я приготовила кофе, который вы пьете, поэтому вам следует благодарить меня тоже.

-Ха! - Доминик опирается на спину и у него вырывается грохочущий смешок, исходящий из глубин его груди, и я чувствую, что тоже улыбаюсь. - До чего же грубо с моей стороны! Спасибо, Эйлин, мне очень нравится ваш кофе!

Вместе мы допиваем наш кофе, и вдруг до меня доходит, что сегодня это уже третий день общения с Домиником, а он еще не спросил меня о причине моего состояния.

- Доминик, - говорю я, делая последний глоток.

- Да.

- Почему вы не спрашиваете меня о то, что случилось?

- Потому что, когда вы будете готовы, вы сами расскажите мне.

- А что, если я никогда не буду готова рассказать вам?

- Все эти «что, если» не существуют в моем мире. Нет никаких «что, если», есть только прошлое, настоящее, и то, что нам надо сделать, чтобы избежать чего-то плохого, что может случиться в будущем.

Я смотрю в сторону и чувствую, как хмурю брови, пока обдумываю слова Доминика.

- Я могу избежать чего-то плохого в будущем никогда не покидая свой дом, - говорю я, смотря на Доминика.

- Да, но вряд ли это называется «жить». Это черное существование. А мы все заслуживает жить жизнью полной красок.

- Гм, - хмыкаю я себе, раздумывая.

- Ну, что ж, сегодня у вас был мини-урок из жизни кофейного зернышка. Завтра я припозднюсь, но обязательно буду здесь. - Доминик поднимается и подбирает с пола свой рюкзак. - О, я забыл банановый хлеб. Вот, держите, - говорит он, открывая свою сумку, и выкладывает на стол два куска бананового хлеба, завернутых в целлофан. - Банановый хлеб лучше всего подавать теплым намазанным маслом. Если не хотите съесть немного сегодня, оставьте нам к кофе на завтра.

Я встаю и иду к двери. Выключаю сигнализацию, отпираю обе двери и открываю их для того, чтобы Доминик мог уйти.

- Увидимся завтра, - говорит он, выходя наружу, и идет к своей машине.

Закрыв двери, я вновь включаю сигнализацию.

Я останавливаюсь около кухонного стола и смотрю на два невинных куска бананового хлеба, принесенных Домиником.

И тут до меня доходит.

Произошли две значительные вещи. Они настолько большие, что я не могу отрицать их или выкинуть из головы.

Я открыла сегодня обе двери, и я впустила внутрь нового человека.

И… чернота в моей жизни только что приобрела другой оттенок.

Глава 8

- Меня выкрали, - начинаю я. Доминик сидит в том же кресле, что и всю неделю, и смотрит на меня по своему обыкновению очень спокойно.