Александра Плен - Долгий путь от любви до любви

– Роланд, успокойся, – миролюбиво произнесла мама, – ты напугал девочку.

– Наша девочка слишком свободолюбива и избалованна! – рявкнул отец. – Школа, экскурсии, пикники, подружки, курорты… А когда от нее потребовалось сделать что-то для семьи – «нет, я не могу»!

Я сжалась в кресле и дрожала как от озноба. Слезы бежали по щекам.

– Я ухожу в клуб. Пока меня не будет, поговори с дочерью, Амалия, – бросил он. – Надеюсь, ты ее уговоришь…

Отец, даже не взглянув на меня, вышел из столовой. Мы с мамой остались одни. Я боялась поднять голову. Слезы тихонько капали на салфетку. Впервые столкнувшись с грубостью и непониманием родителей, я не знала, что делать. Оказывается, они не такие, как я себе вообразила. Нет, не может быть! Мама меня поймет. Она – женщина, и она говорила, что очень любила папу, когда выходила за него замуж.

– Девочка моя, – голос мамы немного дрожал, она тоже нервничала, – пойдем к тебе в комнату. Поговорим.

Я подняла заплаканное лицо. В глазах мамы светилось сочувствие. Да, маме я могу все рассказать. Я слегка взбодрилась.

Мы поднялись в мою спальню. Мама отослала горничную, и мы устроились друг напротив друга.

– Чего ты боишься, Софи? – мягко спросила мама. – Все девушки хотят замуж. А стать герцогиней – это большая честь. Тебя будут величать «ваша светлость». Ты будешь сказочно богата и уважаема. У тебя будет много красивых платьев, драгоценностей, экипажей…

Мама говорила на каком-то непонятном мне языке. Какие экипажи и драгоценности? Какое влияние? Какое уважение?

– Мне это не нужно, мама, – прервала я поток ее излияний и тяжело вздохнула, – я не хочу связывать свою жизнь со стариком.

– Да, – мама согласно кивнула, – я тебя понимаю. Но в браке со старым мужчиной есть свои преимущества.

Я удивленно вскинула брови:

– И какие же?

– Он не будет тебе изменять, например, – улыбнулась она. – Он будет тебя любить и лелеять, как свою маленькую принцессу. И если повезет и он умрет раньше тебя, то ты останешься молодой богатой вдовой.

Я нахмурилась. Никогда не думала, что мама может быть такой циничной и расчетливой. Это же грех – желать смерти. Даже такому неприятному человеку, как герцог. Да я бы никогда!..

Я внимательнее всмотрелась в ее лицо. Морщинки и скорбно опущенные уголки губ встревожили меня. Грустные глаза, отяжелевшая фигура. Когда мама превратилась в эту унылую усталую женщину? Почему я не заметила этого раньше? Где я была? И тут же себе ответила: я была в школе, я была в эйфории от своей любви и ничего вокруг не видела. Я помнила маму всегда ласковой и добродушной. Мое детство было счастливым. По-настоящему. Что же случилось? И когда?

– Софи, – опять мягко заговорила мама, – мы с папой очень любим тебя и желаем только счастья. Поверь. (Я скептически поджала губы.) Ты еще слишком молода и неопытна и не понимаешь своей удачи. Если бы ты приняла предложение герцога…

Я отрицательно мотнула головой.

– Нет, ни за что! – отрезала резко.

Восемнадцать лет я слушалась родителей. Они были для меня непререкаемым авторитетом, их мнение было законом, пожелание – руководством к действию, обязательным к исполнению. Повиновение и уважение к ним было у меня в крови. Я всегда была послушной дочерью, но сейчас я взбунтовалась.

Мама немного растерялась, видя, что ласковые уговоры на меня не действуют и я не поддаюсь.

– И откуда он узнал обо мне, этот герцог? – в сердцах бросила я через некоторое время, чтобы хоть как-то разрядить тягостную атмосферу в спальне.

– Герцог видел тебя на балу в Олмаке неделю назад, – ровно ответила мама. – Он подыскивает себе новую жену, ему срочно нужен наследник. Вчера герцог нанес нам визит.

И, увидев мои поднятые в удивлении брови, добавила:

– Ты в это время была у портнихи. Он знает о нашем бедственном положении и готов закрыть глаза на отсутствие приданого. Наоборот, он сам дает за тебя сто тысяч фунтов.

– То есть все сводится к деньгам, – горько произнесла я. Цифра меня никак не впечатлила. В восемнадцать лет, что сто тысяч, что одна, для меня имело одинаковое значение. Гораздо обиднее было сознавать, что родители меня просто продают.

– София, мы разорены, – тяжело вздохнула мама.

– А откуда тогда деньги на мое представление ко двору? На платья? Украшения? – я недоуменно развела руками.

– Мой отец дал. Я пообещала ему удачно выдать тебя замуж.

– Удачно – это за шестидесятилетнего старика? – воскликнула я, вскочила и заметалась по комнате.

– А меня кто-нибудь спросил? – обернулась к маме. Мама молчала и только смотрела грустными глазами. И тогда я решилась.

– Мама, я не могу выйти замуж за герцога еще по одной причине, – произнесла решительно.

– Какой?

– Я влюблена и помолвлена, – наконец-то я выговорила то, что держала на сердце.

Мама ошарашенно вытаращила глаза.

– Его зовут Роберт Уайт, и он самый прекрасный человек на свете. Мама, вот увидишь, он вам понравится! Он умный и замечательный. Он заканчивает Кембридж в этом году, – я тараторила без умолку, а мама только шокировано смотрела на меня.

– Вот, – я бросилась к своему альбому, лежащему на столе, – вот его портрет. Правда, он красивый?

Мама перевела взгляд на рисунок. На минутку задержалась, рассматривая лицо, потом скорбно поджала губы и сухо спросила:

– Кто он?

– Сын священника, – ответила я торопливо. – Он очень талантливый, Роберт найдет работу, обязательно прославится и станет знаменитым.

Я заметила на лице мамы выражение брезгливости. Она презрительно почти выплюнула:

– Найдет работу?!

Я в растерянности стояла посреди комнаты и ничего не понимала. Мама ругала папу за неспособность заработать, приводила как пример своего отца. Она была просвещённой и образованной женщиной, знавшей не только языки, но и разбиравшейся в политике и экономике. Я простодушно сделала вывод, что она ценит ум и талант, и уж, конечно, не будет против Роберта. Оказывается, я была неправа? Я совсем не знаю свою маму? На моих глазах рушились наивные детские убеждения.

– Мама, – я опустилась перед ее креслом на колени и взяла за руку, – мы любим друг друга. Вот увидишь, он понравится вам с папой. Он чудесный. Роберт приедет после экзаменов просить моей руки.

– Где вы познакомились? – ровно спросила она.

– На каникулах, в Торки, – я ловила взгляд самого родного мне человека и не могла поймать: мама все время смотрела в сторону.

– Понятно, – мама встала с кресла. Я осталась сидеть на полу. – Это я захвачу с собой.

Она взяла портрет.

– Надеюсь, нам не нужно беспокоиться о твоей чистоте? – задала она странный вопрос.

– Ты о чем? – я непонимающе нахмурила брови.

– Хорошо, – кивнула своим мыслям мама и вышла за дверь, бросив: – До завтра.