Александра Плен - Долгий путь от любви до любви

– Софи! Боже мой, Софи, – шептал Роберт между лихорадочными поцелуями. – Любимая моя…

Наверное, только в семнадцать лет можно без оглядки, наплевав на мораль, этикет и нормы поведения, предаваться безумию. Только в семнадцать любовь бывает такой головокружительной и страстной, без сомнений, без неуверенности. Мне казалось, нам все по плечу, мы преодолеем любые препятствия, ведь главное – мы любим друг друга.

– Ты попросишь у родителей моей руки? – шепнула я, спрятав залитое слезами лицо на его груди. Уткнулась носом в шерсть сюртука и положила ладонь туда, где находилось его сердце, прислушиваясь к бешеному стуку.

– Да, попрошу, – без колебаний твердо ответил Роберт. Я подняла голову и утонула в его глазах. Он был серьезен и даже немного хмур. Словно готовился к смертельной схватке. – Я даю тебе слово, Софи, мы будем вместе.

Легкая дрожь в голосе выдавала его волнение. Но во взгляде горел огонь решимости и упорства. И я поверила ему. Поверила, что Роберт сможет уговорить моих родителей. Мы сможем. Ведь Роберт самый умный и обаятельный на свете. Он обязательно понравится родителям.

Роберт подхватил свой саквояж, и мы медленно пошли по направлению к часовне. Сегодня в ней было пусто, нам повезло, что не было никого из прихожан, да и путников на дороге в этот день не было. Несколько раз за день мимо часовни проезжал дилижанс, на нем и приехал Роберт, но до следующего было еще много времени. Мы уселись на скамью и прижались друг к другу.

– У меня здесь немного еды, – произнес Роберт, открывая саквояж, – несколько сэндвичей и сыр.

Я обрадованно потерла руки. Перед встречей так нервничала, что выскочила из школы, не позавтракав.

– Когда мы объявим о нашей помолвке? – спросила с набитым ртом.

Роберт с ласковой улыбкой смотрел на меня. Поцеловал в уголок рта, тронул выбившуюся из-под шляпки прядку, взял мою ладонь и прижал к своей щеке.

– Я хочу все-таки подождать до окончания Кембриджа, Софи, – ответил он, вздыхая. – У меня будет больше шансов произвести впечатление на твоих родителей, если будет диплом. Возможно, к тому времени я уже найду работу.

Роберт смотрел на меня как на самое дорогое существо на свете.

– Ты знаешь, я немного опасаюсь, – добавил он со смешком, – ты все-таки дочь виконта, а я – простой студент…

Я отмахнулась.

– Мои родители – прогрессивные люди. Они не подвержены порокам снобизма и высокомерия. Я уверена, ты им понравишься. Мама всегда негодовала, когда мы говорили о классовом неравенстве.

– Тогда мне крупно повезло с будущими родственниками, – улыбнулся он и обнял меня еще крепче.

Мы так и просидели почти до вечера на скамье, тесно обнявшись, и никакая сила в мире не смогла бы нас разъединить. Даже холод и сырость не были нам страшны – любовь согревала лучше всякой печки.

Как наивна первая любовь! Как беспечна и легкомысленна. Сейчас, спустя почти двенадцать лет, я могу только саркастически улыбаться, вспоминая себя в то время. Вспоминая свои глупые девчоночьи мечты.

На Рождество я поехала домой. За время моего отсутствия атмосфера в доме еще больше накалилась. Адель проводила зиму в Ницце. Маме удалось уговорить дедушку дать денег. Для внучек он не жалел ничего, но вот зятю отказывал постоянно. Папа ругался, мама огрызалась в ответ. На меня никто не обращал внимания. Праздники прошли грустно и уныло. Даже традиционная елка, украшенная в столовой, не радовала. Я целыми днями сидела в своей комнате, рисовала Роберта, перечитывала его письма и мечтала.

И опять школа. В феврале мне исполнилось восемнадцать. Роберт прислал музыкальную шкатулку. При поднятии крышки играла нежная мелодия, а в центре распускался цветок, раскрывая розовые лепестки, сделанные из ткани, натянутой на каркас из проволоки. И пусть выглядела шкатулка немного коряво и простовато, но я была в восторге: Роберт написал, что сделал ее своими руками. Я целыми днями слушала незатейливую мелодию, пока Лилия не сказала, что если я еще раз открою шкатулку – она ее сломает. После этого наслаждалась своим подарком только в одиночестве. Мама с папой прислали жемчужное ожерелье и поздравительную открытку, в которой сообщали, что представление ко двору состоится сразу после Пасхи в Сент-Джеймсском дворце.

Я всей душой ждала этого знаменательного события. Мы с Лилией уже раз сто, наверное, репетировали ритуал приближения к королеве, глубокий «церемониальный» реверанс, поклоны и отход назад (королевой попеременно были то я, то Лили). Портнихе уже было заказано платье с роскошным шлейфом. Туфельки, перья, украшения – все было готово. После представления мы становились полноправными членами аристократического общества, могли появляться в свете, посещать балы и театры. Мы с Лилией радовались и шутили, что будем самыми красивыми дебютантками на открытии сезона. (Как такие планы соотносились с моими намерениями выйти замуж за Роберта, даже не знаю. Тогда я не задумывалась об этом.)

Ах, молодость, молодость! Я весьма смутно понимала, что такое долг, ответственность, обязанности. Для меня все было просто. Я люблю – значит, выйду замуж за любимого! Я хочу на бал – значит, поеду на бал! Я мечтала увидеть королеву и двор, жаждала надеть платье со шлейфом и торжественно пройти по тронному залу (и чтобы обязательно все мужчины смотрели на меня с восхищением). Хотела покорить Лондон – и в то же время хотела быть с Робертом. Только в восемнадцать лет можно не замечать нестыковок в таких жизненных планах.

Но мы были счастливы, молоды и беспечны. И Лилия так же, как и я, планировала блистать в свете. Только она, в отличие от меня, еще и хотела встретить свою любовь.

Письма приходили по-прежнему. Сердце замирало от восторга, когда я читала написанные рукой Роберта строчки: «Люблю тебя больше жизни. Благодарю Бога, что встретил тебя на своем пути. Ты мое счастье, мое солнце, мое вдохновение. Я повторяю бесконечно – я люблю тебя, милая моя Софи».

И слезы наполняли глаза, когда любимый писал: «Со страниц всех книг на меня смотрит твое лицо. В каждой женщине я вижу тебя, в коридоре университета слышу твои легкие шаги, твой нежный голос звучит в аудиториях. Я чувствую твой чарующий аромат, твое дыхание. Я схожу с ума, Софи. Без тебя я мертвец, беспризорник, нищий душой и телом. Твоя любовь наполняет мои крылья ветром, а душу – светом жизни».

Мы договорились, что после окончания школы и представления ко двору я напишу Роберту. К тому времени он получит диплом. Потом – наша помолвка. Возможно, придется подождать полгода или год (как папа с мамой скажут) и мы поженимся. Этот план я изложила Роберту, и он со всем согласился. Правда, выразил в шутливой форме опасение, что на балу я могу найти себе молодого аристократа и забуду о бедном влюбленном студенте. Я в ответ написала, что пусть недостойные мысли не посещают его – я безумно, бесконечно, страстно люблю именно студента.