Мэриан Кайз - Не горюй!

Она была счастлива, хотя не призналась бы в этом даже под страхом смерти.

Тут появилась Анна.

Она вошла в кухню — очень хорошенькая, но в несколько неземном варианте: вся в развевающихся шарфах, прозрачной блузке и цветной бижутерии. С Адамом они явно были знакомы.

— Привет, Адам, — выдохнула она, розовея от удовольствия.

«Интересно, при виде его все женщины краснеют? — подумала я. — Или это свойство нашей семьи?»

Какое будущее ждет юношу, который с ходу производит такое впечатление на женщин? Из него может вырасти только законченная сволочь.

Он был слишком хорош — даже во вред самому себе. Парочка шрамов бы не помешала.

— Привет, Анна, — улыбнулся он. — Приятно снова тебя увидеть.

— Да, конечно, — промямлила она, краснея еще больше.

Я ей сочувствовала. У меня самой, наверное, не осталось ни одною целого кровеносного сосуда на лице после той краски, в которую вогнал меня Адам.

Разговор за столом не получался. Хелен, которая никогда не была приветливой и гостеприимной, взяла в руки журнал и начала его читать (это оказался номер «Хелло», который каким-то чудом проник сквозь установленную мною сеть).

— Хелен, оставь в покое журнал! — резко сказал смущенный отец.

— Заткнись, папа, — спокойно ответила Хелен, даже не поднимая головы.

Но время от времени она взглядывала на Адама и таинственно улыбалась. Он завороженно смотрел на нее и тоже улыбался. Сексуальное напряжение можно было резать ножом.

Анна, которая и в лучшие времена не умела развлекать гостей, казалось, совершенно обалдела при виде Адама и смотрела на него открыв рот. Каждый раз. когда он обращался к ней с вопросом, она только хихикала, опускала голову и вообще вела себя как деревенская дурочка.

Честно скажу, это раздражало.

Господи, он ведь был всего лишь мужчиной, к тому же очень молодым!

Мама с папой нервно возили свои макароны по тарелке. И тоже молчали. Наконец папа попытался заговорить с Адамом.

— Регби? — пробормотал он, обращаясь к нему. Как будто он был членом тайного общества и надеялся, что и Адам тоже.

— Простите? — переспросил Адам, вопросительно глядя на отца и пытаясь понять, что тот хочет сказать.

— Регби. В колледже…

— Простите, что вы имеете в виду?

— Вы играете в регби? — Папа решил выложить карты на стол.

— Нет.

— О! — Папа сник, как сдувшийся шарик.

— Но смотреть люблю, — добавил Адам.

— Ну, это ерунда, — сказал отец, практически повернувшись к нему спиной, настолько велико было его разочарование.

И здесь, как я понимаю, пришел конец едва вспыхнувшей симпатии.

Не знаю почему, но мне казалось, что я должна развлекать гостя. Кто знает, может, я просто привыкла вращаться в цивилизованном обществе, где к гостям относятся как к гостям. Там, если тебя зовут в гости, то не бросают среди незнакомых людей и не игнорируют полностью.

Я уже тысячу раз говорила, что не понимаю, как такое поведение сходит с рук Хелен.

— Значит, вы учитесь в одном классе с Хелен? — с наигранной беспечностью спросила я, отчаянно пытаясь завязать хоть какой-то разговор.

— Да, — ответил он. — В группе по антропологии.

На этом тема казалась исчерпанной.

Адам продолжал есть, и на него было приятно смотреть. В нем чувствовалось здоровое начало. Он отличался отменным аппетитом и умел быть благодарным.

— Очень вкусно, — сказал он, улыбнувшись мне. — А добавки нельзя?

— Разумеется, — кокетливо ответила мама и едва не уронила стул, так спешила угодить ему. — Сейчас принесу. И не хотите ли еще стакан молока?

— Большое спасибо, миссис Уолш, — вежливо ответил он.

Он был таким милым! И я говорю это вовсе не потому, что он единственный ел приготовленный мною ужин.

Мальчик в облике мужчины.

Или мужчина с мальчишескими замашками.

Так или иначе, но он был чертовски привлекателен.

Однако, несмотря на его превосходную внешность, я чувствовала себя в его обществе совсем свободно, потому что знала, что ему восемнадцать или около того. Хотя он выглядел более зрелым и вел себя соответствующе. Признаюсь, я даже немного ревновала его к Хелен. Надо же, какого парня себе отхватила! Я еще смутно помнила, как это — быть молодой и влюбленной.

«Нечего глупить, — уговаривала я себя. — Я улажу свои отношения с Джеймсом. Или найду кого-нибудь такого же милого…»

(«Милого? — подумала я в ужасе. — Я сказала „милого“? Вряд ли это слово в данный момент подходило к Джеймсу».)

Адам между тем спас разговор.

Мама спросила его, где он живет, — этот вопрос один из тех, которые она обычно задает всем пришедшим в дом мужчинам. Таким образом мама приблизительно оценивает благосостояние семьи на случай, если Хелен вздумает выйти замуж за этого человека. И она сможет прикинуть, сколько ей придется потратить на платье невесты.

Но Адаму удалось ускользнуть от опасности и избежать вопроса о налоговой декларации своего отца. Он начал рассказывать нам забавные истории из своей жизни.

Похоже, что родился он в Америке. Родители его недавно вернулись в Нью-Йорк, а он жил в квартире в Рэтмайнсе. Хотя ею родители были ирландцами и он сам с двенадцати лет жил в Ирландии, он продолжал выглядеть американцем.

«Что-то такое наверняка есть в американском воздухе, — подумала я, — из-за чего люди вырастают высокими и крупными. Если бы он провел свои первые двенадцать лет в Дублине, а не в Нью-Йорке, то был бы ростом пять футов пять дюймов, а не шесть футов с гаком. У него была бы белая кожа в веснушках, а не слегка смуглая. И волосы были бы тусклого мышиного цвета, а не черные и блестящие. И вместо сильной квадратной челюсти он имел бы слабую и неприметную».

Адам рассказывал нам смешные истории о том, как ему жилось, когда он впервые приехал из Америки в Дублин. Как местные детишки дразнили его «фашистским империалистическим янки» и вели себя так, будто он нес персональную ответственность за ввод войск США в Гренаду. Еще они колотили его за то, что он говорил с американским акцентом. А бедный Адам и понятия не имел, что произносит слова неправильно.

А когда он пытался защититься и побил кое-кого из местных, его стали звать хулиганом — прежде всею из-за того, что он был значительно крупнее других мальчиков.

Мы все сочувственно кивали, по-прежнему сидя на кухне и поставив локти на стол. Смотрели на Адама и жалели двенадцатилетнего мальчика, который ничего не мог сделать правильно. Веселое настроение неожиданно сменилось грустным. Даже отец, казалось, вот-вот расплачется. Он явно думал: «Может, он и не умеет играть в регби, но все равно нельзя относиться к парню предвзято».

Затем Адам направил все свое внимание на меня.

Он повернулся на стуле и уперся в меня взглядом.