Ольга Егорова - Розовая пантера

В комнате зазвонил телефон. Вот оно — случилось. «Спасибо тебе, Господи, если ты есть. Только если ты есть, Господи, за что же ты так со мной? Разве ты не видишь, Господи, что не могу я жить без него? Как же жить-то дальше я буду?..»

— Алло.

— Маша? — Ее не узнали.

— Да, мама, это я.

— Ты перезвонить обещала… Что-то я тревожусь за тебя, на душе тяжело.

— Да все в порядке, мама.

— Глеб приходил?

— Глеб приходил, — повторило эхо.

— Ушел уже?

— Ушел уже, — снова отозвалось.

— Маша, все в порядке?

— Все в порядке.

— Маша, послушай… Я тебе сказать хотела, но не успела, Глеб как раз пришел. Может, это и не имеет теперь значения, ведь столько лет прошло. Я тогда тебе не сказала… Он ведь приходил, искал тебя.

— Кто приходил?

— Алексей. Тогда, шесть лет назад, через несколько дней после того, как ты в Москву уехала. Я его не видела ни разу, но поняла, что это он. Высокий такой, серые глаза… Он ведь.

— Мама… Мама, что ты говоришь? Что ты вообще такое говоришь?

— Он приходил, искал тебя. Я сказала, что ты здесь уже не живешь… Маша, ты меня слышишь? Маша, дочка? Алло!.. Маша!

Гудки.

Она уже не слышала. Ее уже и в комнате не было, она уже открывала дверь, но замок почему-то не поддавался, впервые в жизни она забыла о том, что поворачивать задвижку нужно не влево, а вправо, или, может быть, все-таки влево, замок никак не хотел поддаваться, крал у нее секунды — золотую пыль, бесценную россыпь, забирал себе, натужно скрипя и не поддаваясь. Снова зазвонил телефон, — она сначала и не собиралась снимать трубку, но потом подумала: Господи, а может быть, это он, может быть, они сумеют обмануть этот чертов замок, который не предусмотрел такой возможности, что есть на свете телефон, который способен сокращать самые дальние расстояния. Бросилась от замка к телефону, схватила трубку, услышала голос Глеба:

— Маш, это я.

— Извини, Глеб, мне сейчас некогда…

— Да ладно, я тебя не буду долго задерживать. Я просто хотел сказать тебе: можешь жать на свою «ядерную кнопку». Ни черта у меня не получилось, он даже слушать не стал… Глупая была затея.

— Я знаю, знаю. Я тебе потом позвоню. Обязательно позвоню, Глеб. Глеб! Я не буду ни на какую кнопку нажимать, не буду, Глеб, ты замечательный, я позвоню, спасибо тебе…

— Маша?..

Гудки.

Она выскочила на улицу, справившись наконец с замком, который устал сопротивляться. Побежала наугад, пытаясь проникнуть взглядом за горизонт. Проникла. Увидела его. Далеко, за тысячи километров, которые нужно было перемахнуть одним прыжком, иначе она просто свалится в пропасть. Набрала воздуха в легкие поглубже — перемахнула. Одним прыжком, из прошлого — в будущее.

Он стоял возле ларька и пил минералку.

Это было немыслимо, невероятно. Стоял возле ларька и просто пил минералку. Как будто небо и не свалилось только что на землю, как будто сама она, земля, не разверзлась только что у них под ногами, как будто на самом деле, кроме них двоих, могла существовать себе на свете эта минералка. «Нарзан», — прочитала она. Выплеснула свою обиду:

— Стоишь и пьешь тут минералку.

Вытерла дурацкие слезы на глазах. Улыбнулась, как дура. Услышала:

— Бегаешь по улицам в тапочках и без верхней одежды. Так и воспаление легких недолго…

Ответила:

— Я люблю тебя. Любила все эти годы и до сих пор люблю…

Снова вытерла дурацкие слезы. Он посмотрел на нее, потом поднес к губам пластиковую бутылку и сделал еще глоток. «Нарзан», — снова прочитала она. Проводила глазами — до пластиковой урны, точно такой же, в которую бросала она недавно лотерейные билеты. И в этот момент почувствовала: больше не надо быть сильной.

Потому что ей опять шестнадцать, и она снова стала собой, и кончилась наконец эта затянувшаяся болезнь — раздвоение личности, не смертельной вовсе она оказалась. Потому что ноги оторвались от земли — а она не упала, а небо вдруг стало зеленым, как его джемпер, в тонкую белую полоску, — небо рядом, она прикоснулась к нему руками, вдохнула его запах, уткнулась в него лицом, вытерла о него слезы, о небо — мягкое, вязаное небо, зеленое в белую тонкую полоску, вот оно, оказывается, какое…

— Я люблю тебя. Так люблю, — шептала она, окутавшись этим небом, сливаясь с ним и не прося от жизни больше ничего.

— Глупенькая, — услышала. — Ну почему же сразу…

Она подняла голову — ей так захотелось увидеть его глаза. Волосы мешали, как обычно, закрывая мир, делая его расплывчатым и полосатым. Она убрала челку с глаз привычным движением. Чтобы видеть его. Услышала:

— Машка, Машка… Челка твоя растрепанная, как интересно ты ее убираешь, как небрежно… Знаешь, я тебя когда увидел в первый раз, подумал, что ты похожа на Эммочку.

— На Эммочку? — переспросила она в губы, чувствуя, что совсем потеряла вес, что уже больше ничто не удерживает ее на земле, не понимая, о чем он.

— На Эммочку. А потом подумал: нет, скорее на Лолиту. Но ведь и на нее тоже не похожа. Кто же ты есть на самом деле, скажи?

Ей показался почему-то очень важным этот вопрос. Нужно было ответить что-то, хоть что-нибудь, она вспомнила наконец и спросила:

— Может быть, Машенька? Есть же и такой роман…

Он улыбнулся, покачал головой:

— Такую, как ты, просто еще не придумали.