Мэгги Дэвис - Шалая любовь моя

— Снова! — Властные нотки зазвучали в его голосе. — Не забывай, у нас впереди целая ночь.

Ах, это…

— Э-э… тебе же надо успеть на самолет, — напомнила ему Лейси.

— Это мои проблемы, — ответил он, зарывая лицо в ее волосы.

Обеими руками Лейси притянула к себе его голову.

До ее слуха донеслось блаженное урчание, исходящее из глубины его груди. Лейси невольно вспомнился ее хриплый, страстный вопль в ту минуту, когда Гора Рашмор взорвалась, извергая огненную лаву. И ответом на ее незаданный вопрос послужил язычок пламени, шевельнувшийся где-то глубоко внутри.

С головой погружаясь в бездну страстного поцелуя, Лейси провела рукой по его густым волосам, затем за правым ухом — и почувствовала, как его тело содрогнулось от ее прикосновения. Когда же ладонь Лейси опустилась на его шею, он снова затрепетал. Она не без удовольствия отметила, что все-таки имеет власть над этим мужчиной.

Сжав губы, Лейси негромко застонала, думая лишь о том, как все это чудесно.

В ответ он начал покрывать ее шею поцелуями. Оттуда проложил себе путь вдоль плеча к теплой, чувствительной ямочке на изгибе локтя; его язык отыскал нервные окончания, пронзивший их электрический ток заставил ее вздрагивать. Взяв обе ее руки в ласковый плен, он удерживал Лейси на месте, когда его губы завершили круг, придя к ее вздымающейся груди. Сквозь собственный стон Лейси едва расслышала, как он что-то сказал.

— Что, прости? — с придыханием спросила она.

— Я сказал, — пробормотал он, уткнувшись лицом в ее белоснежную кожу, — что разрази меня гром, если я в силах во все это поверить.

И все-таки покинуть пентхауз оказалось легко. Пока черный кугуар принимал душ, готовясь к отлету в 7.30 утра, тихонько распевая баритоном старую песню ливерпульской четверки «Вчера», Лейси нашла дверь заброшенной кухоньки, а в ней — дверь служебного хода, сошла на этаж ниже, а оттуда на лифте спустилась в вестибюль.

Задерживаться не было смысла, хотя Гора Рашмор заказал роскошный завтрак на двоих с шампанским. Несмотря на то, что он хотел с ней переговорить, как только она приведет себя в порядок, Лейси горестно осознавала, что говорить им больше не о чем.

«Вот видишь, — твердила она себе потом, сидя в самолете, летящем прямо в Нью-Йорк, — ни он, ни кто-либо другой не узнает, что ты провела ночь в роли преуспевающей шлюхи в пентхаузе отеля Талсы. Даже ее подруги не поверят во что-либо подобное!»

И что хуже всего — она опять забыла вернуть деньги. Лейси удирала в такой лихорадочной спешке, что не до конца застегнула «молнию» на платье и, прижав к груди босоножки, вихрем пронеслась через все комнаты.

«Нет, надо же быть такой рассеянной! Это уж слишком, — упрекнула себя Лейси. — А все из-за шампанского».

Гора Рашмор был лишь вторым мужчиной в ее жизни, а она не знает даже его имени. Хуже того, он остался убежденным в том, что Лейси — публичная девка. Подобные мысли могут стереть счастливые воспоминания об этой ночи, Между тем Лейси невольно отмечала, что все попадающиеся на глаза мужчины в сутолоке аэропорта Талсы и на борту «Боинга-737», летящего в Нью-Йорк, просто жалкие карлики по сравнению с только что покинутым ею красавцем великаном. Глядя в иллюминатор реактивного лайнера, Лейси видела лишь отражение серых, как грозовые тучи, глаз и сурового, мужественного лица, напоминающего ей о том, как хорошо было в его объятиях.

Лейси невольно представляла его стройную, красивую фигуру, золотую цепочку на шее, большие золотые часы «Ролекс», пока ее не отвлек второй пилот. Он присел на подлокотник ее кресла и начал непринужденную беседу в попытке назначить свидание. «Вполне в духе летчиков, работающих на линиях „Пан-Ам.“, — подумала Лейси. — Впрочем, и пилоты с „Президеншл“, смахивающие на правительственных чиновников, вели себя не многим лучше».

«Дурочка, у Горы Рашмор есть жена», — пыталась убедить себя Лейси, отделавшись наконец от второго пилота, и свернулась клубочком в кресле, чтобы немного поспать.

Но сон не приходил.

«Да прекрати же ты, — раздраженно твердила себе Лейси. — У него есть жена и не менее трех прекрасных детишек в Талсе, а еще дорогой дом в пригороде. Похоже, он крупный биржевой игрок. Свой отпуск наверняка проводит в Европе. Ну, естественно, имеет шестидесятифутовый катер и собственный реактивный самолет „Лир“, а еще три или даже четыре любовницы, — с глубоким отчаянием подумала она. — Ты просто излишне впечатлительна, — внушала себе Лейси. — Постарайся об этом не думать».

Но она опять вспомнила, как в пентхаузе прозвенел будильник и она обнаружила, что он уже не спит, а, опершись на локоть, разглядывает ее с пристальным интересом.

Лейси поняла, что он снова объят страстью, но на сей раз очень ласков, нетороплив и нежен. Он поднял ее на вершины блаженства.

Быть может, именно из-за того, что это был уже последний раз, она испытала чувство более глубокого наслаждения, чем прежде.

Прижав Лейси к себе и осыпая поцелуями ее лицо и шею, он хриплым голосом произнес:

— Я закажу самый роскошный в мире завтрак. Нам надо обо всем поговорить.

Еще тогда, лежа в его объятиях, вспоминала Лейси, она знала, что говорить им просто не о чем. Он ей не поверит — он с самого начала не поверил, что она не распутная девка. Лейси прекрасно понимала, что у нее просто нет аргументов, способных заставить его изменить о ней свое мнение. Так уж ей не повезло. Кроме того, после целой ночи любовных утех она настолько устала, что не в состоянии была ни о чем думать.

Лейси с отчаянием поняла, что никогда не уснет, если ни выбросит все это происшествие из головы. Выпрямившись в кресле, она помахала стюардессе. Надо прекратить раздумывать об оставленных позади странных и таких страстных переживаниях. Иначе все кончится нервным срывом.

— Я бы выпила мартини, — сказала Лейси стюардессе, хотя до ланча было еще далеко, и, кроме того, она знала, что алкоголь может оказать самое пагубное воздействие на кожу, угрожая тысячами морщинок. — Двойной мартини, пожалуйста, — добавила она, прикрывая глаза.

Работу в журнале «Каприз» Лейси начала через неделю, в понедельник, явившись в редакцию, расположенную в издательском комплексе «Каприз» на Мэдисон-авеню. Урок, полученный в Талсе, заставил ее весьма придирчиво подойти к выбору гардероба. Ровно в 9.00 перед главным редактором Глорией Фарнхэм предстала девушка в строгом темно-синем костюме в тонкую белую полоску, в английской блузке с узеньким галстуком, в темно-синих лайковых перчатках и с сумочкой того же цвета. Ее пепельные волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке, и лишь несколько выбившихся прядей изящно спадали на виски. Главный редактор Фарнхэм, в облегающем платье, бросила на нее одобрительный взгляд и мимоходом заметила: