Элизабет Хардвик - Рыжая, шальная, любимая…

Буря и случилась. Отец бушевал, Джолли не осталась в долгу, и утреннее объяснение закончилось тем, что она очень подробно объяснила, куда отец может отправляться со своей работой в ресторане, и что она немедленно идет искать себе квартиру. На прощание отец сказал ей кое-что интересное…

Джолли даже застонала, вспомнив утреннюю сцену. Никогда в жизни они так не ругались, и виновата в этом Маргарет Бранд.

На ногах словно повисли тяжелые колодки, Джолли с трудом дотащилась до ресторана Романо, открыла дверь… и застыла в изумлении.

Артур не ушел. Он ее дождался, Он сидел за столиком у окна, точно так же как вчера вечером в ресторане ее отца, смотрел на улицу и о чем-то размышлял. Увидев Джолли, он встал и подвинул ей стул. Девушка заметила, что очень многие женские головки повернулись в их сторону. Ничего удивительного — такой красавец рядом с такой серой мышью!

— Джолли, я рад тебя видеть… Ты сегодня не работаешь?

— Нет. С сегодняшнего дня я устроила себе бессрочный выходной, хотя мой отец, кажется, не знает такого слова. Ничего, женится — узнает.

— Ты хотела сказать, если женится.

— Это ты отца моего не знаешь.

— То есть ты больше у него не работаешь?

— Мы решили, что нам надо разойтись в разные стороны, так будет лучше для всех. Долгие проводы… Красивая рубашка!

— К черту рубашку! То есть… я не то хотел сказать. Рубашка замечательная, и я еще не поблагодарил тебя за нее.

А он смущен! Неужели ему подарков никто не дарит? И правильно делает.

— На здоровье. Как это ты переменил свое мнение?

— Я подумал, что было бы нечестно отказываться от нее из-за тебя. Ты старалась…

— Это точно.

— Джолли…

— Ты пробовал здешнюю лазанью? Рекомендую.

Голос Артура стал несколько суше.

— Джолли, я пытаюсь начать с тобой разговор, а ты…

— А я думала, ты пригласил меня на обед.

— Я и пригласил тебя на обед, но поговорить нам все равно надо.

— Значит, есть не будем. Понятно.

Она со вздохом отложила меню, которое внимательно изучала, избегая взгляда Артура. Он с некоторым сомнением поглядел на нее.

— Ты сегодня какая-то другая.

— Да? Может, это потому, что я еще маленькая и обижаюсь на то, что мой отец женится на другой женщине, не спросив моего мнения?

Почему она так возбуждена? Еще полчаса назад она едва ноги волочила, а сейчас вся ощетинилась тысячей невидимых иголок.

Почему Артур Фергюсон так действует на нее? Потому, что он мерзавец!

— Все образуется, Джолли.

— Ты так уверен в этом? Почему, интересно?

— Потому, что я…

Молодой официант неслышно возник у столика.

— Могу я принять ваш заказ? Джолли улыбнулась юноше.

— Пожалуйста, лазанью и зеленый салат.

Артур нервно вздрогнул и буркнул:

— Мне то же самое.

— Желаете минеральной воды, сока, или чего-нибудь…

— Нет!!!

Джолли ласково кивнула оторопевшему парню.

— Спасибо вам.

Официант послал ей благодарный взгляд и удалился на кухню. Артур ворчливо заметил:

— Я помню, что еще вчера ты сама была официанткой, но так ли необходимо любезничать с обслугой теперь?

Глаза Джолли сверкнули гневом. — А про хорошие манеры ты ничего не слышал? Почему я должна портить чей-то день, если мой собственный не задался?

— Спасибо за науку.

Что-то не то, слишком нервно, слишком для ее измученных нервов! Зачем Артуру Фергюсону эта встреча, этот разговор, почему они ссорятся по такому незначительному поводу, у них есть повод лучше.

— Артур, зачем ты меня пригласил?

— Что ты имеешь в виду?

— Не делай из меня идиотку! (Господи, опять! Да что с тобой, Джолли Лавернье?!) Я имею в виду, что тебе, сыну Маргарет Бранд, надо от меня, дочери Жюля Лавернье?

Вообще-то она этому сегодня утром не поверила. Отец рассказал об этом, потому что его, видите ли, очень заботило, о чем это его дочь могла говорить с Артуром Фергюсоном!

Осознание этого сообщения пришло только сейчас, и теперь Джолли рассердилась не на шутку. Что нужно от нее сыну Этой Женщины? Кстати, а выглядит она действительно потрясающе, едва ли не ровесницей своего сына. .

Сыночка своего ненаглядного! Подумать только, а Джолли еще благодарила его вчера за доброту и проявленное понимание! Он целовал ее! Еще хуже то, что и она целовала его. Да еще как!

Теперь все объяснялось гораздо проще, хотя и противнее. Он хотел ее умаслить из-за мамаши, вот что.

Какой же она была дурой, сидела и рассказывала ему все свои переживания, свои чувства…

Злость кипела в Джолли, переполняла все ее существо. Что ж, стоило прийти на этот обед только для того, чтобы сказать ему все в лицо. Вон, дыхание перехватило у актрисиного сына! Ничего! Полезно.

— Ну, что молчишь? .

— Я не совсем уверен, что знаю, что говорить…

— Тогда могу тебе помочь — извинения излишни. Чего ты добивался, скрывая правду? Почему не сказал сразу? Я даже в толк взять не могу, чего ты хотел, но предупреждаю: что бы ты ни сказал сейчас, это не изменит моего мнения об этом браке. Я не соглашусь с ним ни за какие коврижки!

Отец ей хотя бы не врал, а этот красавец… Красавец нахмурился.

— Позволь мне все объяснить, Джолли, Я не больше твоего рад этому известию о свадьбе. Кроме того, до того, как ты сказала об этом, я и понятия не имел, что они…

Джолли ему не верила, Он наверняка на стороне своей матери. Даже если он и правда не знал об этом раньше, после рассказа Джолли у него была масса времени, чтобы признаться ей во всем. Если бы он этого хотел, разумеется, а он не хотел. Он просто уверял ее, что этот брак невозможен, потому что… а, кстати, почему?

— Значит, мой отец, владелец дорогого ресторана и прекрасный шеф-повар, недостаточно хорош для твоей аристократической матери?

Эта мысль молнией сверкнула у Джолли в мозгу, как только она вспомнила замок на картине в доме Артура. Маргарет Бранд выросла в этом замке.

Артур дождался, пока официант поставит перед ними тарелки и уйдет, и осторожно начал:

— Джолли…

— .Да кто ты такой, а?! Кто такая твоя мать?!! Знаешь ли ты, что там, где я выросла, таких, как твоя мамаша, называли…

— Джолли!!! Остановись. Позволь заверить тебя, что ты вряд ли сможешь удивить меня любыми эпитетами в адрес моей матери. Большинство я уже использовал сам, остальные мне просто известны, но это не значит, что я позволю другим оскорблять ее в моем присутствии.

— Да? В таком случае тебе придется провести остаток жизни, сражаясь за ее честь, потому что мне лично неизвестны люди, которые могут сказать о ней хоть что-то хорошее.

— Кроме твоего отца, надо полагать?

— Она просто запудрила ему мозги, вот и все. Он ослеплен, это пройдет. Я, по крайней мере, надеюсь, что это произойдет, пока не стало слишком поздно.

— Да уж!