Анастасия Соловьева - Дом, в котором ты живешь

Но потом у нас с ним просто медовый месяц начался! Он сам и о разводе заговорил.

— А дети у них с женой были?

— Девочка, четыре года… Ну развод, так развод — я не возражала. И тут умирает Игорь Иванович — папин друг и тесть Макса. Фирмой они владели напополам, и теперь доля этого Игоря досталась дочери, то есть жене Макса. Она условие поставила: будет семья — будет и фирма. А для Макса фирма все…

— А сама она тоже с ним работает? — Что ты! Дома сидит!

— Как собака на сене.

— Не знаю! Так держится за него. В прошлом году сына ему родила. Разница со старшей тринадцать лет. Ну, вот каково мне это?

— Да уж, не дай бог… А сам он что говорит?

: — Да все твердит: если бы мы встретились на год раньше… Я тоже часто об этом думаю. Он бы не был связан фирмой, я могла бы иметь ребенка. Знаешь, ни о чем я так не мечтаю.

— А ты уверена, что тогда он ушел бы от жены?

В том-то и вопрос! Иногда бывает так плохо, говорю ему: на фирме этой проклятой свет клином не сошелся. Пусть мадам сама распоряжается. Но он про это даже слушать не может. А иногда хочется плюнуть и уйти… Пусть сидят со своей фирмой, с детьми, надоело быть не пришей кобыле хвост.

— Меня свекровь в свое время учила: за мужчин бороться надо!

— Тоже мне теоретик. Он взрослый человек, пусть решает сам.

— Но ведь он ничего не решает!

— Мне за него нечего бороться: он и без того мой! А для нее эта борьба — просто позор: живи со мной из-за фирмы! Себя не уважать!

Мы заказали еще по мороженому с ликером и съели его в абсолютной тишине. Аньку терзали воспоминания. Несколько раз она выразительно глянула на лежавший рядом мобильный — подмывало позвонить Максу. Формально Анька вполне подходила под Изину категорию бессовестных незамужних женщин, вьющихся возле богатых мужиков. Но по сути — совершенно не соответствовала.

— Ладно, не будем о грустном, — подвела итог размышлениям Анька. — Как там Дод?

— Откуда я знаю как? Все хорошо, все нормально — а больше ничего не говорит.

— Он сразу, как тебя увидел, растаял.

— А когда Таню увидел — тоже?

— Нет, та сама его охмуряла. Он держался, сколько мог. Но знаешь, есть какие…

— Слушай, неужели он ей две тысячи простил?

— Тайна, покрытая мраком. Он один раз сболтнул, когда выпил. А вообще Дод особо не болтает. Вы-то с ним как время проводите?

— Ну, в Звенигород ездили, обедали в ресторане…

— Потом он провел ночь у тебя, а на следующий день улетел в Стокгольм.

— Откуда ты знаешь?

— Элементарно. До этого ездил в Питер, один день был в Москве и на это время отключил сотовый, мы, между прочим, его искали. А потом звонил уже из Швеции.

— Я о нем почти ничего не знаю.

— Твое счастье: меньше знаешь, лучше спишь.

— Давно он живет в твоем доме?

— Дай сообразить… Года четыре. У Екатерины Федоровны, соседки сверху, как раз муж умер. Она перебралась к сестре. Вот я и предложила: сдайте квартиру моему знакомому. Она его как увидела, говорит: Аня, ты что? Что это за знакомые у тебя за такие! А ему квартира очень понравилась. Дод настырный — всегда добивается своего.

— А где он до того жил?

— Так он гражданин Швеции, в Москву приехал бизнес делать. Откуда я его и знаю. Так он ничего, не жадный, не бабник, но такой занудный. Ты извини, конечно.

— Ничему тебя жизнь не научила!

— В этом смысле не научила! По-моему, связаться с занудными — не дай бог.

Мы снова развеселились. Я порывалась заплатить за завтрак, но Анька, смеясь, остановила меня.

— Она уже хочет просадить все додовские деньги. Нет, я просто не могу. Он-то, наверное, ждет, что ты накупишь модных тряпок.

— Представь себе, ждет.

— И представлять нечего. Он судит по Тане: ни дня без шмотки.

— А что, кроме Тани, женщин у него не было?

— Почему, он даже когда-то был женат. В университете, что ль… Не помню. Слушай, а давай, правда, скатаем тут в один магазинчик — надо ж выполнять заветы Дода, и мне блузка к костюму нужна.

Магазинчик затерялся в переулках Китай —города. В основном здесь продавались вещи марки «Лиз Сатл». Анька объяснила, что фирма российская и находится чуть ли не за углом. Она сразу безошибочно выбрала блузку фиалкового цвета и принялась за мой гардероб. Сначала я примерила короткое красное платье, потом темный брючный костюм.

— Снимай, не твое. — Анька в досаде щелкнула пальцами.

— Почему? Мне кажется, костюм сидит неплохо.

— Вещь должна подчеркивать индивидуальность, а ты в этом костюме — человек толпы.

Она схватила его в охапку, исчезла и долго не возвращалась в примерочную.

— Ну-ка, а вот это. — Наконец, она протянула мне что-то светло-серое из тончайшей шерсти: жакет был укороченным и приталенным, а длинная узкая юбка с небольшим разрезом справа придавала фигуре необыкновенное изящество. — Это уже лучше. Так, теперь блузки.

Блузки мы выбрали две: строгую темно-синюю и нарядную кирпично-оранжевую. Я не знала, понравится ли все это Давиду, но, что наши школьные сойдут с ума, предполагала.

Утром перед открытым уроком я надела новый костюм с оранжевой блузкой и сделала соответствующий макияж. Нашлись и подходящие серьги из слоновой кости, отделанные кораллами. «Хватит быть серой мышью», — подумала я, бросив последний взгляд в зеркало. Оно прибавило мне уверенности.

Выйдя из квартиры немного раньше обычного, я неожиданно столкнулась с Изой. Она уже давно не заходила к нам, демонстрируя таким образом неодобрение. Увидев меня, Иза сдержанно улыбнулась и покачала головой:

— Куда это ты так рано?

— Как это куда? На работу! А ты?

— Ну, со мной все ясно! А ты еще не бросила это скучное занятие?

Я вдруг прозрела: да она просто завидует мне! Одно дело поддерживать брошенную мужем многодетную мать, и совсем другое — по-соседски общаться с респектабельной и красивой женщиной. У нас обеих изменились роли Изу ее новая не устраивала.

— Я не собираюсь бросать работу! — ответила я как можно спокойнее.

— Ну, это пока. А Давид скажет — куда денешься?

— Зачем это ему?

— А ты думаешь, ему надо, чтоб ты, разряженная на его деньги, ходила куда-то болтаться.

— Вообще, Иза, пока ничего не ясно, но работу бросать я не буду. Кстати, у меня сегодня открытый урок, — сказала я примирительно. В такой день не хотелось ссориться. — А почему ты к нам теперь не заходишь?

— А нужно? — спросила Иза без иронии. Мне уже не казалось, что она завидует, может, у нее какие-то свои проблемы…

— Конечно, нужно, Иза. Заходи вечером, выпьем за мой урок.

— Ты уверена, что будет за что пить?

— В крайнем случае, выпьем за мой провал!

— Ладно, уговорила…

Я чувствовала: Изе трудно общаться со мной на равных. Отсюда то излишний напор, то неуместная ирония. Но все-таки она чуть-чуть потеплела — обрадовалась, что я ее позвала.