Лавирль Спенсер - Раздельные постели

Кончики пальцев Клея и Кэтрин соприкасались, образуя колыбель вокруг низа живота. Вместе они разделили радость открытия, когда мышцы напряглись и изменили контуры ее живота. Для Клея ее боль стала ощутимой. Он уставился, широко раскрыв глаза, на то, что происходило под его рукой. Но в середине схватки Кэтрин положила руку над головой, и Клей перевел взгляд на ее лицо. Она поджала губы, от боли стиснула челюсти. Он протянул руку и погладил ее волосы. От прикосновения его руки ее губы расслабились и раскрылись. Он снова и снова напоминал ей, что нужно делать. Клей чувствовал любопытное удовлетворение оттого, что мог ее успокоить, даже в высший момент родов.

— Эта схватка была длиннее, чем предыдущая, — сказала миссис Флемминг, когда схватка закончилась. — Когда они учащаются, самое важное для вас — расслабиться в период между ними. Иногда помогает, если вы слегка помассируете животик, вот так. Я думаю, что ребенок это тоже чувствует, он знает, что вы здесь и ждете его. — Нежной рукой акушерка погладила живот Кэтрин. Кэтрин лежала с закрытыми глазами, одна кисть находилась на лбу, вторая — в руке Клея. Он чувствовал, как ее хватка ослабла, когда сестра продолжала поглаживать вздувшийся живот. Улыбнувшись, Кристина Флемминг взглянула на Клея и мягко сказала: — У вас очень хорошо получается, поэтому я оставлю вас ненадолго. Я вернусь через несколько минут.

Он понял многое в этой близости с Кэтрин, он понял глубокое и вечное: силу жизни, которая пытается повториться в ее теле. Он понял, почему природа придумала тяжелые родовые муки: в этот период мужчина и женщина становятся ближе, чем в любое другое время. У этой боли цель состоит не только в том, чтобы ребенок появился на свет.

Кэтрин повели в родильную комнату, а Клей почувствовал вдруг, что его чего-то лишили, как будто его место незаконно захватили чужие люди. Но когда его спросили, слушал ли он лекции, которые читали в роддоме для отцов, ему пришлось честно признаться: — Нет.

В университетской больнице Миннесоты больше не использовали родильных столов. Вместо этого Кэтрин поместили в родильное кресло. Это обеспечивало силу проталкивания, пока она тужилась. Кристина Флемминг все время находилась в родильной комнате, она улыбалась и помогала, и Кэтрин даже пошутила:

— Мы выглядим не очень привлекательными. Индейские женщины раньше рожали своих детей, сидя в лесу на корточках.

Дитя Клея и Кэтрин Форрестер наконец увидело божий свет, и перед тем, как впасть в благословенный сон, Кэтрин знала, что это девочка.

Кэтрин плыла по озеру хлопковых пушинок. Когда она очутилась на поверхности и открыла тяжелые, свинцовые веки, она увидела, что Клей дремлет в кресле, подперев рукой щеку. Его волосы были взъерошены, подбородок и щеки заросли щетиной. Он выглядит потрясающе, подумала Кэтрин в бездумном, вводящем в заблуждение тумане. Ее ум был по-прежнему рассеянным и блуждающим, когда она изучала его. Ритм его дыхания удлинялся ее апатичностью от принятой дозы успокоительного. «Я все-таки его люблю», — неясно думала Кэтрин сквозь боль.

— Клей? — с трудом проговорила она. Он тотчас открыл глаза и вскочил со стула.

— Кэт, — нежно сказал он. — Ты проснулась.

Она медленно закрыла глаза.

— Да. Я опять сделала не то, правда, Клей? — Она чувствовала, что он взял ее руку, почувствовала, как он прижимает ее к губам.

— Ты имеешь в виду, что родилась девочка?

Она кивнула головой, которая, казалось, весила сотни тысяч фунтов.

— Ты не будешь так думать, когда увидишь ее.

Кэтрин слегка улыбнулась. Ее губы сильно пересохли. Жаль, что он не может ничего положить на них, чтобы помочь.

— Клей?

— Я здесь.

— Спасибо за помощь.

Она снова предалась забвению, ее дыхание стало тяжелым и ритмичным. Он сел на стул рядом с кроватью, положив локоть на колено, держа ее руку до тех пор, пока не убедился, что она уснула. Потом с тяжелым вздохом он опустил лоб к ее пальцам и тоже закрыл глаза.

Стук трости бабушки Форрестер сообщил о ее приближении. Когда она вошла в дом, первое, что она сказала, было:

— Молодая леди, мне семьдесят восемь лет. Следующим пусть будет мальчик. — Но, прихрамывая, она подошла к кровати и пожаловала искренний поцелуй непревзойденному совершенству ее первой внучки.

Пришла Мари. Она, как всегда, улыбалась и сообщила, что, наконец, они с Джо женятся, как только через пару месяцев он закончит университет. Она добавила, что их воодушевил «головокружительный» успех Кэтрин и Клея.

Клейборн и Анжела приезжали каждый день — и ни разу с пустыми руками. Они привозили такие пышные платьица, что ребенок явно потеряется во всех рюшах и оборках; уйму таких огромных игрушек, что малышка на их фоне казалась карликом; музыкальную шкатулку, откуда доносился «Эдельвейс». Хотя они оба порхали над Мелиссой, отношение Клейборна к девочке трогало душу. Как прикованный, он мог стоять у двери детской, прислонив кончики пальцев к стеклу. А когда он уходил, его голова поворачивалась от детской в самую последнюю очередь. Однажды он даже заглянул к ним после работы, хотя это было крайне неудобно, поскольку их дом находился в другой стороне от его дома. Он так говорил:

— Когда она подрастет и сможет кататься на трехколесном велосипеде, дедушка позаботится о том, чтобы у нее был самый лучший велосипед в городе… — Или: — Подождите, пока она не начнет ходить, разве это не будет чудесно? — Или: — Вам с Клеем нужно будет взять выходной и уехать, а мы останемся с ребенком.

Приходила Бобби. Она остановилась перед окошком, большие пальцы рук торчали из карманов джинсов.

— Ну, посмотрите на это чудо! Подумать только, я тоже в этом принимала участие.

Приходила Ада. Она сообщила, что она поступила на курсы водителей и теперь может очень часто приезжать домой к Клею и Кэтрин и навещать ребенка. Герб исчез.

Стив прислал огромный букет розовых гвоздик и «детского дыхания», а потом позвонил и сказал, что собирается приехать снова в августе и надеется увидеть Клея, Кэтрин и Мелиссу под одной крышей.

И, конечно, был Клей…

Клей, который находился через реку в юридической школе, появлялся у Кэтрин в любое время дня. Клей, который стоял у края кровати Кэтрин, когда они оставались одни, и, казалось, не зная, что сказать. Клей, который прекрасно играл роль отца, когда приходили посетители, смеясь над их шутками о том, что настанет время, когда Мелисса будет приводить домой своих парней, улыбаясь Кэтрин, восхищаясь бесконечным потоком подарков, проводил долгие минуты в детской у кроватки ребенка один, пытаясь проглотить комок, который навечно застрял в его горле.

Приехала Ада и осталась на три дня в доме молодых Форрестеров, когда Кэтрин и Мелиссу привезли из больницы.