Лавирль Спенсер - Трудное счастье

— Я была ошарашена. Потом, привыкнув к их присутствию, я поняла, что оно нисколько мне не угрожает, тем более что они все трое решили стать друзьями, невзирая на то, что скажут их родители. И кстати, раз вы сделали мне комплимент по поводу моего сына, я поступлю так же. Ваши ребята очень милые.

— Спасибо.

— Значит… мы с вами должны здесь, так сказать, раскурить трубку мира.

— Иначе ничего хорошего не выйдет и мы только причиним себе боль.

— Точно.

Клэр перевела дух, она чувствовала себя все лучше и лучше.

— Ну и денек выдался. Представьте себе — чуть больше двадцати четырех часов назад вы подошли к моему столу в спортзале, с симпатичной новой прической и макияжем, уверенная в себе, и я, глядя на вас, подумала: Если эта женщина не влюблена в моего мужа, то я съем школьный журнал.

— Каким образом может новая прическа натолкнуть на такую мысль?

— Это глупо, но кто-то когда-то сказал мне, что женщина, которая влюбляется, всегда делает новую прическу и выглядит привлекательнее, чем раньше.

— Я сделала новую прическу, потому что мне нужна была эмоциональная встряска. В нашем доме тоже держалась напряженная атмосфера. Должна признаться, что сейчас, поговорив с вами обо всем, я чувствую себя намного легче. Теперь, если вы только скажете, что собираетесь помириться с Томом, я отправлюсь домой совсем удовлетворенная.

— Конечно, я именно это и собираюсь сделать.

— Хорошо.

Впервые за время разговора Моника улыбнулась. Ее улыбка осветила полутемный салон машины, а глаза спокойно смотрели на Клэр, улыбнувшуюся в ответ.

— Спасибо, Моника.

— Благодарите наших детей. Они оказались намного смелее меня. Им пришлось подсказать мне, как поступить правильно.

Женщинам было трудно найти прощальные слова. Клэр положила пальцы на ручку двери и оглянулась на Монику.

— Ну, я пошла. — И открыла дверцу.

— Удачи.

— Спасибо. И вам тоже. От всего сердца.

Их прощальные улыбки были искренними. Обеих поразила мысль, что если бы они встретились при других обстоятельствах, то стали бы очень близкими подругами, потому что даже за эту короткую встречу они обнаружили друг в друге многое, достойное уважения, ту храбрость, которая наряду с уязвимостью делала их обеих сильными женщинами, способными тонко чувствовать.

— Берегите себя, — сказала Моника, когда Клэр захлопывала дверцу.

Не дожидаясь, пока автомобиль уедет, Клэр повернулась и пошла к дому, где трое самых важных людей в ее жизни дожидались ее возвращения и возвращения всей семьи к нормальной жизни. Сухие осенние листья катились по дорожке. Небо было беззвездным, и Клэр вспомнила, что завтра Хэллоуин. Она не удосужилась положить у входных дверей страшную голову из тыквы, и не повесила на голые ветки дерева надувной скелетик, и не купила кукурузные гробики, чтобы окружить ими фонарь, как делали все в их квартале в это время года. Она всегда занималась этим с Томом. «Может быть, завтра, — подумала она, — когда мы проснемся вместе. Пожалуйста, Господи».

Дома Том готовил ужин. Клэр окунулась в аромат подрумянившихся на сковородке сандвичей и услышала звон расставляемой посуды. Как только она вошла, все движение на кухне прекратилось. Том отвернулся от плиты, держа в руках полотенце. Дети замерли, расставив не все тарелки и разложив не все вилки. Том заговорил первым.

— Надеюсь, ты не против, что я стал поджаривать сандвичи с сыром.

— Нет, конечно.

— Не смог ничего больше найти в доме.

— Я, наверное, мало готовила в последнее время. Вроде как потеряла к этому всякий интерес.

Они говорили, задыхаясь, как мужчина и женщина, которые осторожно нащупывают пути соединения, и, стоя в разных углах кухни, чувствовали, как полностью поглощены только друг другом. На детей они обращали столько же внимания, как если бы те были на Марсе. Щеки Клэр покрыли розовые пятна. Том снял пиджак, и сквозь обтягивающую белую рубашку отчетливо просматривалось, как вздымается его грудь от учащенного дыхания. Наконец он вздрогнул и откашлялся, словно понял, как долго они с Клэр смотрели друг на друга.

— Э… дети… — он взглянул на них, — вы не оставите нас с мамой на минутку наедине?

— Конечно, — послушно ответила Челси и очень осторожно опустила на стол стопку тарелок.

— Конечно, — повторил Робби и положил вилки.

Они вышли, как пара вышколенных слуг, чуть ли не на цыпочках. Воцарилась тишина, если не считать тихого шипения сандвичей на сковородке и шумного дыхания двух людей. Клэр стояла в дверях, ведущих в гостиную, все еще в пальто. Том повернулся спиной к плите, неосознанно сжимая в руках маленькое махровое полотенце.

— Что она сказала? — наконец поинтересовался он сдавленным голосом борца, который только что получил удар по почкам.

— Коротко говоря, она сказала, что я была набитой дурой.

Не глядя, он протянул руку, чтобы положить полотенце на край плиты за спиной, но Клэр сама рванулась к нему и обняла его, больно прижав к ручке духовки. Они поцеловались так, как целуются разлученные, которым пришлось пересечь океаны и степи и преодолеть многие трудности, чтобы вновь соединиться. Их объятие было полно невысказанных обещаний и сдержанных слез. Когда закончился поцелуй, она прижалась к Тому, моргая и глядя в потолок, а по лицу ее пролегли серебряные дорожки.

— Ой, Том, прости меня, прости.

— И ты меня.

— Ты говорил это раньше, а я не верила тебе.

— А сейчас веришь?

— Да! И не только верю, но и вижу, как я ошибалась. Боже мой, я чуть не разрушила семью.

— Ох, Клэр, — прошептал он, закрывая глаза. Она привычным жестом оперлась лбом о его щеку.

— Пожалуйста, прости меня, — прошептала она, орошая слезами его рубашку. Клэр почувствовала, как дернулось его горло, и поняла, что он не может сейчас говорить, после того как пережил страх потери семьи. — Пожалуйста, прости меня, дорогой, — шептала она.

Они обнялись, а в доме стояла тишина, дом словно следил в священном молчании за их возрождающимся союзом.

— Я думал, что потеряю все, ради чего жил, — тихо говорил Том, — тебя, детей, наш дом — все, что так любил. Я боялся, Клэр.

— Прости, что заставила тебя пройти через это.

— А самое печальное, что если бы это случилось, то винить, кроме себя, некого.

— Нет, я так же виновата, может, даже больше, за то, что не могла простить того, что случилось так давно. Том, я очень тебя люблю, а упрямиться так, как делала я, — неблагодарное занятие.

Их губы слились, и он просунул руки под пальто, чтобы прижать ее к своему телу. Он гладил ее, где только мог достать, и она последовала его примеру. Через несколько головокружительных секунд Клэр нарушила идиллию, пробормотав:

— Кажется, что-то горит.