Даниэла Стил - Перепутье

Но случилось то, на что Хиллари никак не рассчитывала — она сразу же забеременела. В первый момент Ник немного испугался, Хиллари же впала в истерику. Ей вовсе не хотелось становиться толстой и безобразной, не хотелось возиться с ребенком. И в то же время она была так по-детски трогательна, когда плакала в его объятиях, что он невольно рассмеялся. Она что-то говорила — надо, мол, найти врача и сделать аборт, но Ник не хотел и слышать об этом. Когда первый испуг прошел, мысль о ребенке стала казаться ему все более и более привлекательной, и потом, он любил Хиллари, эту прелестную женщину-дитя. Он переговорил с отцом Хиллари, не упоминая о беременности, и скоро сообщил ей, что они женятся в Ньюпорте еще до конца лета. Состоялась пышная свадьба, и Хиллари, в белом кружевном платье, которое надевала на свою свадьбу еще ее мать, походила на принцессу из сказки. Однако за счастливой улыбкой скрывались обида и разочарование. Для Хил была непереносима даже сама мысль о ребенке. Никакие ласки и заботы Ника не могли заставить ее забыть, что он женился на ней из-за того, что она «залетела».

Приближалось время родов, и Ник превзошел самого себя — он делал ей сногсшибательные подарки, помогал устраивать детскую, обещал ни на минуту не отходить от нее во время родов. Однако на девятом месяце она впала в ужасную депрессию, которая, по мнению врача, грозила тяжелыми осложнениями. Так и случилось. Роды были настолько трудными, что едва не стоили жизни и Хиллари и мальчику; она так и не простила Нику тот кошмар, через который ей пришлось пройти. Депрессия продолжалась и после рождения ребенка, и целых полгода Ник думал, что он единственный человек, который любит Джонни. Но через полгода Хиллари начала понемногу приходить в себя.

Зимой она уехала на Рождество в Бостон, оставив сына в Нью-Йорке. Оказавшись в привычной обстановке родного дома, Хиллари вдруг почувствовала себя так, как будто вернулась домой навсегда. Она навещала друзей, веселилась на вечерах, как будто старалась убедить себя и других, что она по-прежнему дебютантка, а не замужняя дама. Через месяц Ник приехал за ней и настойчиво попросил ее вернуться домой. Между ними произошла грандиозная ссора, и Хиллари даже умоляла отца позволить ей остаться в Бостоне. Этот брак был ей совершенно не нужен, она не хотела жить в Нью-Йорке, а ребенок мало интересовал ее. Отец был потрясен. Хиллари не принуждали выходить замуж, она сама выбрала Ника, и он стал ей хорошим мужем. Теперь ей следовало вернуться к нему и хотя бы сделать попытку наладить семейную жизнь, кроме того, у нее есть и материнские обязанности.

Хиллари вернулась в Нью-Йорк, чувствуя себя узницей, отбывающей наказание, преданной даже собственным отцом. Она возненавидела Ника: он олицетворял все, что мешало ей в жизни. Перед ее отъездом отец говорил с зятем. В поведении дочери он винил прежде всего себя. Ее слишком баловали, когда она была ребенком, но он никак не мог предположить, что она вырастет такой эгоисткой, не желающей знать никаких обязанностей, равнодушной даже к собственному ребенку Ник пытался убедить его, что с Хил нужно терпение — со временем она повзрослеет и войдет в свою новую роль. Однако, как он ни старался, все было напрасно. Ребенок ее по-прежнему интересовал мало, хотя следующим летом она забрала с собой в Ньюпорт Джонни, чтобы избежать пересудов. Они жили там все лето.

Когда Ник приехал ее навестить, он понял, что жена времени не теряла. В то лето ей исполнился двадцать один, и у нее начался бурный роман с братом одной из подруг. Этот молодой хлыщ, выпускник Йельского университета, находил очень пикантным тот факт, что переспал с Хиллари Бернхам, о чем он и поспешил оповестить полгорода. После визита, который нанес ему Ник, парень вернулся в Бостон поджав хвост; в его ушах все еще стоял звон от оплеухи, полученной от Ника. Но все-таки самой главной проблемой при этом оставалась сама Хиллари. Ник снова привез ее в Нью-Йорк, попытался еще раз серьезно поговорить с ней, но все напрасно — следующие пять лет она металась между Ньюпортом, Бостоном и Нью-Йорком, заводя интрижки везде, где могла, включая и эту последнюю.

Пока Ник был в Париже, она связалась с Райаном Хэллоуэем. Ник знал, что этот Райан для нее ровным счетом ничего не значит, просто таким способом она постоянно напоминала ему, что она свободна и от него, и от сына, и от своего отца, умершего через три года после их свадьбы. Мать Хил уже давно потеряла надежду повлиять на дочь, да и сам Ник, кажется, тоже. Она была тем, чем была — яркой, красивой женщиной с острым умом, который она растрачивала понапрасну, с чувством юмора, делавшим такими приятными те редкие случаи, когда они о чем-то разговаривали. Теперь большую часть времени они ссорились или просто не замечали друг друга. Несколько раз он думал о разводе, которого при желании было нетрудно добиться, но тогда Хиллари получила бы все права на Джонни. Судьи почти всегда решают подобные дела в пользу матери, если только она не профессиональная проститутка или наркоманка Ради сына Ник решил терпеть сколько сможет жизнь под одной крышей с Хиллари, хотя последнее время ему все чаще казалось, что терпению приходит конец.

И все же у него теплилась слабая надежда, что поездка в Париж немного развлечет ее и она какое-то время станет вести себя прилично. Но начало путешествия не обещало ничего хорошего. Он знал, что ее связь с Райаном закончилась после Рождества, но подозревал, что начинается какое-то новое увлечение. Когда на горизонте появлялся кто-то новый, Хил становилась особенно резкой и беспокойной, как скаковая лошадь, запертая в стойле. Ник знал, что пытаться остановить ее бесполезно. До тех пор пока она благоразумно старается скрывать свои связи, он будет жить с ней; к тому же в последнее время она стала теплее относиться к сыну. Конечно, Ник позаботился о том, чтобы у Джонни появились добрые, любящие гувернантки, он и сам обожает сына, и никогда не согласится на развод, на жизнь без ребенка, которого так любит. Джонни для Ника — центр вселенной, и, если ради того, чтобы жить вместе с ним, приходится мириться с Хиллари, с ее изменами и дурным характером, что ж, он готов платить и такую цену.

Ник взглянул на жену, сидевшую у туалетного столика. Она водила расческой по своим блестящим волосам и одновременно потягивала виски с содовой, как будто дразнила его. Вдруг он заметил, что из-под белого атласного халата выглядывает черное шелковое платье.

— Куда-нибудь собираешься, Хил? — Он говорил спокойно, только в глазах вспыхнули зеленые огоньки.

Она колебалась только одно мгновение. Ее ноздри раздулись, как у породистой лошади, приготовившейся к скачкам.