Даниэла Стил - Дар

— Ты можешь делать что хочешь, ты же знаешь, Джимми к этому относится снисходительно. Этот Томми хороший парень, и ты ему явно нравишься.

— Он просто мой друг, вот и все. Он говорит, что его мама терпеть не может готовить, вот он сюда и ходит.

— И он, конечно же, уже все рассказал тебе про свою жизнь?

— Ой, ради Бога, замолчи, — отмахнулась Мэрибет и прошла на кухню за гамбургерами для развеселой студенческой компании.

Возвращаясь с тяжелым подносом в зал, она подумала о предстоящей пятнице и улыбнулась про себя.

В пятницу Джон отпустил сына в одиннадцать, и уже в половине двенадцатого Томми заехал за Мэрибет.

На ней были старые джинсы, сандалии и просторная рубаха ее отца. Джинсы она закатала почти до колен, а свои рыжие волосы стянула в два хвоста. На вид ей можно было дать не больше четырнадцати, но рубашка скрывала ее округлившийся живот, а «молнию» на брюках она не в состоянии была застегнуть уже несколько недель.

— Привет! Я закончил раньше, чем рассчитывал. Я сказал папе, что еду на рыбалку, и он разрешил мне уйти.

Он помог ей залезть в фургон и вскоре остановил его около небольшой лавчонки, чтобы купить что-нибудь на ленч. Томми взял сандвич с ростбифом, она — с тунцом. Бутерброды были огромными, явно домашнего приготовления; кроме того, они купили упаковку «кока-колы» и коробку печенья.

— Еще что-нибудь? — с готовностью спросил Томми.

Его восхищала сама мысль о предстоящей прогулке в обществе Мэрибет. Его спутница была такая красивая, такая жизнерадостная и вместе с тем такая неожиданно взрослая. Ее самостоятельная жизнь в одиночестве, работа — все это делало ее очень зрелой.

Мэрибет взяла с прилавка пару яблок и шоколадку «Херши». Томми настоял на том, чтобы заплатить самому, хотя она и попыталась поделить расходы пополам. Томми последовал за ней к фургону, неся покупки и восхищаясь ее фигурой.

— И как получилось, что ты так рано ушла из дому? — спросил Томми по пути к озеру. — Как только тебя отпустили родители?

Еще не зная ее выдуманной истории о вдовстве, он думал, что у нее в жизни случилось что-то драматическое. Мало кто из ребят их возраста так просто покидает свой дом и уезжает в другое место. Что-то подсказывало ему, что тут не все ладно, но ему не хотелось лезть в чужую душу.

— М-м-м… даже не знаю, — ответила она и отвернулась к окну. — Долго рассказывать.

Мэрибет вздрогнула, вспомнив о том, какой травмой стали для нее уход из родного дома и недолгое пребывание в монастыре. Это было самое угнетающее место из всех, где ей приходилось бывать, и она не переставала радоваться тому, что ей удалось оттуда сбежать.

В конце концов, жизнь у нее кипела, у нее была работа, она сама о себе заботилась, а теперь еще и встретила Томми. Может быть, они подружатся. С некоторых пор ей стало казаться, что жизнь для нее продолжается.

Мэрибет несколько раз звонила домой, но мама сразу же начинала плакать, а с Ноэль ей не давали поговорить. В последний раз мама сказала, что лучше, если она будет писать, а не звонить. Они очень рады тому, что у нее все хорошо, сказала она, но отец до сих пор зол на нее и не собирается общаться до того, как «инцидент будет исчерпан». Мама продолжала называть ребенка Мэрибет «инцидентом».

Погрузившись в свои невеселые мысли, Мэрибет вздохнула и посмотрела на Томми. У него были такие ясные и правильные черты лица, и с ним так приятно было разговаривать.

— Мы поссорились, и отец выгнал меня, — наконец сказала она почти правду. — Он хотел, чтобы я продолжала жить в нашем городе, но через пару недель я поняла, что не могу.

Поэтому я приехала сюда и нашла работу.

Она объяснила все очень просто, не упоминая ни о будущем ребенке, ни о своих страданиях, ни об охватившем ее ужасе, ни о разбитом сердце.

— Но ты вернешься? — смущенно спросил он.

Она ведь сказала ему, что после Рождества возвращается домой.

— Да. Я же должна учиться, — ответила Мэрибет просто.

Дорога сильно петляла, и Томми приходилось быть внимательным. При резких поворотах в пустом чреве фургона болталась удочка.

— А почему ты не хочешь остаться жить здесь? Тебе же, кажется, у нас понравилось.

— Я не могу, — сказала она, не желая продолжать этот разговор.

Чтобы переменить тему, Мэрибет решила расспросить Томми о его семье, выяснить, почему он так мало общается со своими родителями.

Томми остановил машину на стоянке.

— А у тебя есть братья или сестры? — спросила Мэрибет наугад, внезапно осознав, как мало о нем знает.

Томми выключил мотор и посмотрел на нее долгим взглядом, словно не зная, стоит ли отвечать на ее вопрос.

— Была сестра, — тихо произнес он. — Энни. Ей было пять лет. Она умерла сразу после Рождества от менингита.

С этими словами он вылез из кабины и открыл заднюю дверцу фургона, чтобы достать удочку. Мэрибет с сочувствием наблюдала за ним.

Так вот в чем была причина этого страдания в его глазах, видного невооруженным глазом! Так вот почему он так неохотно возвращался к себе домой. В доме Уиттейкеров поселилось горе.

Мэрибет медленно закрыла за собой дверцу машины и пошла за ним по тропинке к озеру. Они нашли тихое место в конце песчаного пляжа. Томми снял джинсы, оставшись в плавках, и расстегнул рубашку.

Мэрибет не смогла сдержаться и с любопытством оглядела его с ног до головы. На первый взгляд он показался ей похожим на Пола, но потом она подумала, что между ними нет ничего общего, кроме спортивной, атлетически развитой фигуры.

Пол был эгоистичным и самодовольным и привык быть в центре всеобщего внимания.

Кроме того, он уже давно был женат и вообще остался в той, прежней жизни.

А Томми… Томми был цельным и чистым.

Он казался Мэрибет очень невинным и невероятно милым; она чувствовала, что все больше привязывается к нему.

Она примостилась рядом с ним на песке.

Томми сосредоточенно разматывал леску.

— А какая она была?

Голос Мэрибет был очень мягким, в нем звучало сочувствие, а не простое любопытство. Ее собеседник, казалось, не мог оторваться от своего занятия.

— Энни? — Томми возвел глаза к небу, а потом закрыл их на секунду, прежде чем повернуться к Мэрибет. Он избегал разговоров на эту тему, но с этой девушкой он мог говорить обо всем — он это чувствовал.

Томми нашел в этой рыжеволосой милой девушке настоящего друга, но ему хотелось большего. У нее были потрясающие ноги и удивительные глаза, и улыбка, которая заставляла его таять от нежности и желания, и невероятно красивая фигура. Но при этом он все равно хотел быть прежде всего ее другом. Ему хотелось делать ей приятное, быть рядом с ней, когда ей нужно было общество близкого человека; он чувствовал, что ей это просто необходимо — хотя и не понимал почему. Она была бойкой, жизнерадостной девушкой, но при этом очень уязвимой.