Хелен Брукс - Перешагнув пропасть

— Я с удовольствием побываю у вас, Моника. Конечно, в том случае, если это удобно. — Сэнди вскинула голову задорным жестом, даже не подозревая об этом своем задоре.

— Да нет, это удобно, я же сказала, что вечеринка неофициальная, — процедила Моника, потом поджала губы, что вызвало у Жака еле заметную довольную улыбку.

Что за игру он ведет? — думала Сэнди, с подозрением глядя на него, в то время как Моника с матерью усаживались в маленькую шикарную машину. Может, он стравливает между собой двух поклонниц — хочет, чтобы они сражались за его персону? Или у него другой замысел: отомстить за что-то Монике? Добиться от нее послушания?

Все эти мысли вызвали у Сэнди горькое сожаление. Зачем я согласилась ехать? — сокрушалась она. Но когда Моника, выставив в окошко ярко-рыжую голову, выкрикнула время приема, Сэнди почему-то не объявила, что передумала. Машина удалялась по аллее, а вместе с ней удалялась всякая возможность предотвратить события надвигавшегося вечера, который мог закончиться катастрофой.

— Сэнди, ты выглядишь потрясающе, ну просто нет слов! — со своей постели воскликнула Энн. Сэнди заканчивала легкий макияж — подкрашивала глаза и покрывала ресницы тушью. — И, ради Бога, веселись там, не думая обо мне. Я чувствую себя прекрасно.

— Не так уж прекрасно ты себя чувствовала, когда я вошла сюда перед обедом, — ответила Сэнди, вглядываясь в бледное лицо сестры. — Я всегда могу понять, что ты плакала.

— А сейчас я не собираюсь плакать, — сказала Энн тоном, в котором была не жалость к себе, а желание побороть эту жалость, чего раньше за Энн не замечалось. — Сэнди, я любила Эмиля и всегда буду его любить, но разве это значит, что для моих близких жизнь должна кончиться? Я хочу, чтобы сегодня вечером ты поехала с Жаком и отлично повеселилась. Я серьезно.

Отлично повеселилась? Сэнди повторила эти слова про себя и фыркнула. Нет, она совершенно не ждет веселья от предстоящего приема, она ждет чего-то совсем другого. Она старалась об этом не думать, но думай не думай, ничего не изменится. Придется, как говорится, брать быка за рога. А «бык» уже ждет ее внизу, в холле.

— Ты считаешь, это платье подойдет? — спросила Сэнди у сестры, снова повернувшись к зеркалу, чтобы бросить на себя последний взгляд. Платье из натурального шелка цвета красного вина было прямым, простого покроя, без рукавов. Платье отлично на ней сидело, и Сэнди порадовалась тому, что купила его незадолго до отъезда в Англию, а потом, в последнюю минуту, бросила в чемодан. Ей было не до платьев после отчаянного звонка Энн, которая в истерике умоляла ее приехать. И вот — как оно пригодилось!

Сэнди собрала белокурые волосы в узел, подняла их на самую макушку и закрепила там, позволив нескольким волнистым прядям свободно упасть на шею и тем самым смягчить строгость прически. Потом слегка тронула веки голубовато-сиреневыми тенями — они подчеркнули необычный цвет ее глаз и выделили их на фоне золотистой кожи. Туалет дополнили крошечные серьги-камешки в ушах и туфли на высоком каблуке, идеально подобранные в тон платью. Теперь, посмотрев в зеркало, Сэнди увидела молодую женщину с выразительными глазами, невозмутимую и светскую. Результат вполне ее удовлетворил.

Вот такой я и буду весь вечер, решила она. Строгой, независимой, а главное — равнодушной к нему. Равнодушной.

— Вперед, Сэнди, и задай им перцу! — сказала Энн, улыбаясь. Давно уже она не видела, как сестра собирается на свидание. Пожалуй, более трех лет…

— Не знаю, удастся ли мне задать им перцу. — Сэнди быстро обняла сестру, потом выпрямилась и расправила плечи, словно готовясь к битве… А ведь к битве я как раз и готовлюсь, подумала Сэнди, слегка нервничая. Попаду в ситуацию, которая мне заранее противна. И мышцы у меня напряглись, и сердце колотится: видимо, адреналин поступает в кровь. Что касается радостного предвкушения — его нет и в помине. Нет. Причина? Жак Шалье мне не нравится, ну совершенно… Развратник — вот кто он такой.

Сэнди спускалась по лестнице, а вышеупомянутый Жак не сводил с нее глаз. Чувствуя его взгляд, она с трудом переставляла ноги со ступеньки на ступеньку. Намеренно глядя перед собой, Сэнди встретилась глазами с Жаком лишь тогда, когда дошла до конца винтовой лестницы и оказалась прямо перед ним. Лицо ее осталось бесстрастным, только глаза расширились от неожиданности.

Он был великолепен! Губы Сэнди пересохли от волнения, ей хотелось их облизнуть. Сэнди стояла неподвижно, а Жак сделал шаг навстречу. Никогда еще она не видела мужчину, на котором смокинг сидел бы так безупречно. Волнистые волосы Жак пригладил, отчего прическа казалась слегка старомодной по сравнению с его обычной. А лицо, смуглое на фоне белоснежной рубашки, можно было принять за отлитое в бронзе. Глаза… вот глаза остались теми же. Заглянув в них, Сэнди сразу узнала обычное ехидство, готовность поддеть и повеселиться, а главное — умение читать ее мысли.

— Вы очень хороши, Сэнди.

Этот голос, слегка чувственный, подействовал обжигающе на ее натянутые нервы. Она поняла, что заморгала, как испуганный кролик, потом выдавила из себя улыбку, а мысленным взором она видела перед собой другого Жака: почти совсем голое тело, со стекающими с него каплями воды. Прекрати это, прекрати, приказала она себе. Единственный способ достойно провести вечер — быть не хуже Шалье.

— Спасибо. — Сэнди взглянула на свои золотые часики, все еще пряча от него глаза. — Вы тоже выглядите довольно мило.

— «Довольно мило»? — Его тон показался ей насмешливым, а глаза, как она и ожидала, засветились веселым ехидством. — Выражение английское, если я не ошибаюсь? «Довольно мило». Гм.

— Что делать, я ведь англичанка. — Сэнди обиделась, когда он в ответ тихо засмеялся, а глаза его задержались на ее груди под прозрачной тканью платья.

— Но вы не такая отстраненная и холодная, какой пытаетесь выглядеть. Я видел вас наедине с вашей сестрой и с детьми у пруда. Даже молодая тигрица не могла бы защитить своих детенышей лучше вас. В те минуты вы не были ни холодной англичанкой, ни светской дамой.

— Дети есть дети. — Ей хотелось произнести это легко и чуть насмешливо, но голос едва слушался ее. Такая досада.

— А что их отличает от взрослых, как вы думаете? — спросил Жак. Ехидство погасло в его глазах, он очень серьезно смотрел на Сэнди, у которой лицо вспыхнуло от смущения. — То, что они малы и беспомощны? Что ради них не нужно надевать на себя броню?

— Не валяйте дурака.

Его лицо стало жестким, в черных, как ночь, глазах вспыхнула злость.

— Я никогда не валяю дурака. — Это было сказано так безапелляционно, так по-мужски твердо, что в другом случае она бы рассмеялась. Но не сейчас, не с этим человеком. — Вы прячетесь от жизни. Это знаю не только я, но и вы сами. Вы все время стараетесь казаться недоступной.