Джудит Майкл - Спящая красавица

Винс снова взял ее за подбородок и заставил смотреть на него, пока он рассматривал ее. Он откинул спутанные черные волосы с ее лба и осторожно провел пальцем вдоль ее лица, по длинной линии шеи, по соскам маленьких, твердых грудей и по плоскому животу.

– Такая маленькая девочка, – сказал он с нежной улыбкой. – Моя удивительная маленькая девочка, – он раздвинул ее ноги и посмотрел на распухшую красноту. – Бедняжка, я слишком большой для тебя. Но все изменится; ты будешь так горда собой, когда увидишь, как открыта для меня. Господи, да у нас еще масса времени.

Винс прижал к себе ее тонкое тело, потом отодвинул на расстояние вытянутой руки.

– На мне слишком много одежды.

Анна безучастно смотрела на него.

– Ради Бога, – сказала он, – раздень меня.

Ее руки поднялись и нащупали пуговицы на белой рубашке.

– Ну же, – поторопил он. Она быстро расстегнула рубашку, и так как он не сделал никакого движения, чтобы помочь, стянула один рукав, потом другой. Она заметила мельком, что его грудь была такой же безволосой, как и у нее, и что на его руках и на тыльной стороне ладоней тоже не было волос. В голове мелькнула мысль, что это странно: руки отца и дедушки были покрыты темно-коричневыми волосами. Но этот обрывок мысли мелькнул и пропал.

– Анна, – напомнил Винс, и девочка осознав, что ее руки остановились, расстегнула ремень и взялась за молнию. Сердце у нее замерло.

– Продолжай, – приказал он, и закрыв глаза, она потянула молнию вниз. Мужчина слегка приподнялся, и она стянула брюки и трусы. Освободившийся твердый член коснулся ее руки, и Анна отшатнулась, как будто это была раскаленная кочерга. Но Винс взял руку девочки и сомкнул ее пальцы вокруг него.

– Держи его, – на мгновение Анна удивилась, каким он оказался мягким. Внутри он был твердым, а кожа нежной, и она чувствовала, как он мягко пульсирует под ее ладонью. Он вовсе не казался угрожающим. Но потом вдруг она взглянула и увидела, какой он огромный. Она не видела ничего кроме этого страшного стержня. Ее охватила волна ужаса, девочка готова была отскочить. Но этого нельзя было делать, Винс никогда не простил бы ее. Она подавила страх и снова перестала думать.

– Двигай своей рукой, – сказал тот. – Вот так, мягче, малышка; ты его не душишь, ты его любишь. Вот так, – она начала расслабляться. Это было неплохо, ритмично водить рукой по этой мягкой коже; твердый член удобно устроился в ее руке, и Винсу это нравилось, а она хотела понравиться ему. Если это было все, что он хотел в обмен на свою улыбку и свою любовь, пусть будет так. Она делала все, как он велел, и уже начинала чувствовать себя лучше, когда вдруг Винс положил руки ей на плечи и пригнул книзу, заставив опуститься перед ним на колени.

– Прикрой губами свои зубы, – сказал он, – я не хочу их чувствовать.

Анна не знала, как долго это продолжалось. Через какое-то время Винс подтолкнул ее к кровати и сказал, что делать, и она делала все, что он говорил. Она возненавидела это, возненавидела его и саму себя. Но Винс сказал, что это любовь.

– Моя хорошая девочка, – сентиментально промурлыкал он, когда они потом лежали вместе на смятой постели. – Хорошая маленькая Анна, потрясающая маленькая Анна. Такая хорошая ученица. Но лучшего учителя у тебя и быть не могло, правда? Ты не представляешь, как тебе повезло, – он встал и одел брюки и рубашку. – Боже, ты возбуждаешь меня больше, чем любая из женщин, которых я знал. – Винс забросил пиджак за плечо, придерживая его одним пальцем. – Приду повидать тебя завтра вечером, любимая. Да, еще кое-что, – он остановился у двери. – Не пропускай больше семейных обедов; я хочу смотреть на тебя и думать о тебе в присутствии всех. И теперь, когда мы будем заниматься любовью, я хочу слышать тебя. Я хочу знать, как тебе это нравится. Я не люблю мертвой тишины. И еще, одна вещь, самая важная. Послушай меня. Думаю, ты помнишь, что я тебе говорил вчера вечером о том, чтобы сохранить нашу тайну. Нет особой надобности повторять это; ты сообразительная девочка и быстро все схватываешь, но я сделаю это еще раз. Ты никому о нас не скажешь, даже твоей воображаемой подруге. Никому. Это наша особая тайна, так ведь?

Анна тихо лежала, глядя на него из-под отяжелевших век.

– Анна, – сказал он очень мягко, – я задал тебе вопрос.

Она попыталась кивнуть, но голова была слишком тяжелой и не двигалась.

– Анна, – его голос изменился и превратился в низкое, хриплое рычание. Анна не узнала бы его, если бы услышала, как он доносится из другой комнаты. – Это между нами. Никто не должен знать об этом. Ты понимаешь меня? Разумеется, никто не поверит, если ты что-нибудь скажешь, они заявят, что ты сошла с ума; тебя запрут – но до этого не дойдет. Ты не станешь им рассказывать. Я этого не допущу. Я не хочу причинить тебе вреда, малышка, но причиню; замучаю тебя или убью, если ты не будешь меня слушаться. Мне бы не хотелось делать это, но я сделаю, в ту же минуту, как подумаю, что ты с кем-то говорила. Запомни это. Теперь между нами любовь и много радости. Мы делаем друг друга счастливыми, и так будет, пока ты ведешь себя хорошо. А ты будешь вести себя хорошо, не так ли? Ответь мне.

Из горла Анны вырвался какой-то звук.

– Так-то лучше. Я и не беспокоился; ты очень умная девочка. Я буду напоминать тебе об этом время от времени, при случае, но знаю, что могу рассчитывать на тебя, Анна; не расстраивай меня. Спокойной ночи, малышка. Приятных снов.

Девочка смотрела, как закрылась дверь. Она не могла пошевелиться. Ее губы и язык были натерты и распухли, а во рту был приторно-сладкий вкус. Колени болели, шея не поворачивалась, а пальцы остались согнутыми, как научил ее Винс, чтобы она делала ему это. Она медленно, глубоко вздохнула и посмотрела в окно на хрупкую ветку, которая касалась стекла. «Может быть, я умру. Они найдут меня утром, мертвой, и узнают, что это случилось из-за того, что Винс сделал со мной, и накажут его. Может быть, они убьют его, – она закрыла глаза. – Я хотела бы, чтобы его убили».

А потом настало утро, и Анна поняла, что как-то уснула. Она выскользнула из постели, чувствуя, как прохладный утренний ветерок ласкает ее теплую кожу, и когда приняла душ, то осторожно ощупала себя. Припухлость прошла, краснота почти исчезла. Она почистила зубы, рот все-таки был опухшим. Она встала перед высоким зеркалом в своей комнате и тяжелым взглядом посмотрела на свое обнаженное тело. Ничего не было заметно. Можно было подумать, что-то должно измениться, но ничего не изменилось. Нормальная хорошенькая тринадцатилетняя девочка, подумала она, и увидела, как отяжелел рот. Именно это сказала бы Мэриан, потому что Мэриан любит, чтобы все было нормально и находилось под присмотром. Как и вся семья. Так что Винс мог бы приходить поздно вечером, а она делала бы все, что он хотел, и никто даже не догадался бы, что с нею происходит, потому что ничего не было видно.