Мишель Жеро - Жаркая ночь

Оглядев свои голые ноги с накрашенными красным лаком ногтями, Хизер повернулась к отцу и ответила:

– Не хочу, достаточно того, что все думают так о моей матери. Пойду переоденусь в какую-нибудь тряпку постраш-нее, чтобы никто даже не взглянул на меня.

Когда сердитые шаги Хизер стихли, Энни повернулась к Рику:

– Она очень хорошенькая, и вы правы, что беспокоитесь за нее, но я выступила не по делу. Простите, что не смогла удержаться.

– Не казните себя. Что бы вы ни сказали, Хизер все равно была бы недовольна. Я хотел, чтобы она осталась дома, но на свадьбе будут ее подружки и друзья, с которыми она собиралась увидеться. – Он помолчал. – Она тяжело пережила развод.

– Она сейчас взрослеет, а это тоже нелегко дается.

– И она так спешит вырасти! Всякий раз, когда к ней подходит какой-нибудь парень, мне хочется схватить его за шкирку и предупредить. – Рик взъерошил руками гладко причесанные волосы и печально улыбнулся Энни. – Знаю я, что у этих мальчишек на уме.

Понимая, как нелегко быть отцом взрослеющей дочери, Энни предложила:

– Я могу спросить Хизер, не захочет ли она помочь мне сегодня поработать.

Рик покачал головой, хотя улыбка так и осталась на его лице.

– Спасибо, но вы сюда приехали не для того, чтобы нянчиться с шестнадцатилетней девицей. – Он взглянул ей прямо в глаза. – Делайте свои дела, а я буду делать свои, и все образуется.

«5 июля 1832 года.

Территория Мичиган

Дикарь... Над смыслом этого слова стоит задуматься. Как его определить? По одежде? Но по одежде и меня сейчас можно принять за дикаря. В таком виде, в каком я сейчас пребываю, меня не пустят ни в одну приличную гостиную. По цвету кожи? Но сейчас и у меня кожа такого же красного цвета, как и у самого старого вождя Черного Ястреба. По языку, на котором он изъясняется? Но и у нас в полку есть солдаты, говорящие на незнакомом мне наречии. Так что я не знаю, кто такой дикарь. Но мне приказано стрелять в него, иначе он убьет меня. Так что, матушка, когда мои друзья и родные будут обо мне спрашивать, скажите им, что я занят охотой на дикарей. Это будет правдой и, кроме того, будет звучать так благородно».

Из письма Льюиса Хадсона своей матери Августине

Первое, что увидела Энни, выйдя ранним утром на крыльцо, – это голую грудь Рика. Он сидел на перилах, поставив у ног дымящуюся кружку с кофе, и чистил яблоко перочинным ножиком. Кофе, способный поддержать ее, Энни еще не пила, так что для нее было рановато смотреть на широкие плечи, великолепные мышцы и загорелую кожу Рика.

– Доброе утро, – нарочито бодрым тоном проговорила она, поправляя тяжеленный рюкзак и ремень висевшего на шее фотоаппарата. Сделала она это скорее для того, чтобы не смотреть на Рика.

– Доброе утро, – лениво протянул он и поднял очищенное яблоко в знак приветствия. – Куда направляетесь?

– В Холлоу.

– Неужто снова пешком собрались?

Он окинул ее взглядом с головы до ног. На секунду взгляд его задержался на ее груди, и Энни вновь с трудом подавила желание проверить, все ли пуговицы застегнуты.

– Да, – бросила она, спускаясь по ступенькам крыльца.

– Но ведь на машине намного быстрее.

Энни круто обернулась. Его бесплатный совет больше, чем всегда, подействовал ей на нервы.

– Я хочу узнать, как чувствует себя солдат, шагая с тяжелым рюкзаком. Льюис ведь служил в пехоте, а не в кавалерии.

Светлые брови Рика взметнулись вверх.

– Сегодня жарковато, за тридцать градусов. И влажность повышенная.

– В лесу не так жарко. Кроме того, я взяла с собой воду. – И Энни постучала по пластиковой бутылке, привязанной к рюкзаку.

Рик протянул ей кусок яблока:

– Хотите?

– Нет, спасибо, – отказалась Энни, хотя ее так и подмывало взять.

– Как пожелаете, – проговорил Рик, спрыгивая с крыльца. – До встречи.

Энни махнула ему рукой и быстро направилась к полю, спиной ощущая его взгляд. Она собиралась отправиться сегодня пораньше – путь предстоял долгий, а влажная жара уже окутала ее душным одеялом, – однако встречи с Риком надеялась избежать. Обычно к шести утра он уже бывал в коровнике, а сейчас почему-то задержался, хотя шел седьмой час.

– Держи себя в руках, Бекетт, – пробормотала Энни.

И, чтобы отвлечься от мыслей о Рике, она попробовала думать о чем-то другом. О работе, о полях, по которым она шагала. Высокая, по колено, трава давала полное представление о том, как чувствовали себя солдаты, маршируя по диким прериям в полном обмундировании в середине жаркого лета. В августе, когда Черный Ястреб попал в ловушку у реки Бэд-Экс – его зажали между войсками Аткинсона и пароходом «Воин», – должно быть, стояла такая же несусветная жара, как и сейчас.

Прошло с полчаса, прежде чем Энни Добралась до Холлоу, Когда она шла вдоль ограждения, к ней подбежала одна из лошадей Рика бельгийской породы, забавно шевеля ушами. Улыбнувшись, Энни остановилась на секунду и погладила ее по длинной плоской морде.

В Холлоу Энни взобралась на мыс и оглядела кривые деревья и массивные, потрепанные непогодой валуны, разбросанные по его плоской поверхности. Сегодня ей хотелось сфотографировать обрывы, причем сфотографировать так, чтобы передать мрачноватый, дикий дух, царивший в этих местах с древних времен.

Дул сильный ветер. Энни сняла рюкзак, поставила его на землю и перевязала волосы лентой. Даже если бы она не обнаружила в этих местах привидений, ветер с успехом мог бы их заменить.

Теперь нужно решить, какой угол лучше для снимков. Прямой или наклонный, спускающийся к лесу, где скала с двух сторон загибается внутрь, образуя как бы манящие пальцы? В первом случае изображение получится контрастным и ярким, а во втором линии будут более мягкими, взгляд будет скользить сверху вниз и снизу вверх, получится замкнутый круг.

Как раз то, что нужно.

Напевая себе под нос, Энни вытащила из рюкзака объективы и штатив, сделала глоток воды, чтобы прогнать непреходящее ощущение песка во рту, и в очередной раз пожалела, что не захватила с собой чаю или кофе. Она плохо спала прошлой ночью, после того как Хизер уехала из дома отца раньше, чем намеревалась, пребывая в тихой ярости. Она даже не попрощалась с Риком, не говоря уж о том, чтобы обнять его или сказать что-нибудь ласковое.

После отъезда дочери Рик скрылся в своей комнате, давая Энни понять, чтобы его не беспокоили.

Раздраженно фыркнув, Энни поднялась. Ведь давала себе зарок, что не будет вспоминать про Рика, так нет же, мысли о нем то и дело лезут в голову!

Энни установила фотоаппарат и сорок минут спустя, удовлетворенная светом, сделала снимок, после чего уселась, скрестив ноги, на верхушке Холлоу и в течение нескольких часов писала.

Погруженная в свои мысли, она не сразу услышала слабый крик, который ветер донес издалека: