Виктория Платова - Bye-bye, baby!..

Сардик рассказывал Женьке историю про Элисту, Псков, Питер и Большую Воду тысячу раз. Но Женька помнил только то, что Сардик – узбек. А Сардик не узбек, и даже не россиянин, и даже не космополит. Он – питерский человек.

– …Новый жилец? – спросил Сардик для проформы. – А кто он такой?

Парень с секретом, – туманно намекнул Женька. – Секрет закрывается на ключ, а ключ потерян. Че, заинтриговал? Сардик задумчиво потер подбородок, после чего Женька хлопнул его по плечу и рассмеялся:

– Да ладно, не напрягайся! Нормальный кент, и места много не займет, не то что я! И он того…

– Чего?

– Ну, как и ты… Ака. Или джан. Или задэ. Или батор… Или как там еще бывает? Ата, – машинально подсказал Сардик.

– Во, точно! Словом, восточный мужик. Безвредный; мухи не обидит. И присматривай за ним, подружись, если получится, – у него здесь никого нету…

…«Восточный мужик» Гаро появился сразу после отъезда Женьки. Сардик даже не успел перенести все холсты, краски и подрамники на законные тридцать пять метров, когда раздался звонок в дверь. Такой долгий, что казалось: человек, нажал на кнопку и забыл снять палец, глубоко задумавшись о чем-то своем. Или отвлекшись на какое-то экстраординарное событие в подъезде.

Никаких экстраординарных событий в подъезде со времен заселения сюда Сардика не случалось.

Открыв, он обнаружил за дверью молодого парня лет двадцати трех-двадцати пяти (самому Сардику не так давно исполнилось 28). Смуглого, жестковолосого, с ленивыми и какими-то сонными глазами. Сардик потом часто думал, что первое впечатление о Гаро было самым верным: он спал наяву. Вот и тогда он невидящим взглядом смотрел на звонок, который звонил сам собой.

Кнопка запала, решил Сардик. Но кнопка не запала, и не была утоплена, и выглядела такой же, как всегда, а звонок все звонил и звонил.

– Ты Сардор, – сказал Гаро, не обращая внимания на непрекращающийся резкий звук.

– Ты что сделал с кнопкой?

– Ничего. Нажал один раз и больше не трогал. Я Гаро.

– Да понял я, понял. Проходи.

Звонок удалось усмирить, только прибегнув к хирургическому вмешательству: поднявшись на стремянку, Сардик вырвал провода. И – сверху – продолжил осмотр нового жильца. Гаро был невысоким, ладно скроенным и бедно одетым: пуховик, вязаная шапка-«пидорка», голубая рубашка из хлопка, фланелевые штаны и вьетнамские матерчатые тапочки, надетые на две пары толстых носков из козьего пуха. Тапочки стоили рублей пятьдесят, не больше. В руках Гаро держал обшарпанный фибровый чемоданчик, и видно было, что он совсем не тяжел.

Обольщаться насчет вещей не стоило – все они начинали с малого: и Женька, и Мчедлидзе, и Иван Бабкин, и байкер Леопольдыч.

– Не мерзнешь в тапочках? Зимы здесь будь здоров. Может, имеет смысл валенки купить?

– Про зимы здесь все знаю, но не мерзну почему-то. Так что валенки покупать смысла нет.

Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.

– Поможешь перенести картины? – спросил Сардик.

– Ага, – ответил Гаро, но так и остался стоять на месте.

И сдвинулся с него только тогда, когда Сардик сделал последнюю ходку: с композицией, в центре которой был архитектурный памятник Биби-Ханым. Именно его большинство несведущих людей принимало за лягушку. А большинство сведущих – за дух Марка Шагала.

– Вот Биби-Ханым. – Гаро ткнул коричневым пальцем в картину.

– Точно! – Сардик был поражен. – Как ты догадался?

– Зачем догадался? Ясно же, что это Биби-Ханым.

Гаро прошел в мастерскую следом за Сардиком и снова остановился возле двери, сонным взглядом осматривая помещение. И картины заодно.

– Сямисэн, – изрек он. – Только почему-то струны оборвались.

Сардик так и сел в старое продавленное кресло, которое помнило и Галку-Соловья с Анькой-Амаретто, и любовниц байкера с соло-гитаристом, и Женькиных вечно щебечущих моделек.

– Знаешь, что такое сямисэн?

Вопрос был вполне закономерным, потому что на лице Гаро не прочитывалось и неполной средней школы. А прочитывались уборка хлопка, уход за овцами и лошадьми, утренняя дойка верблюдиц и вечерняя молитва – лицом на восток.

– Конечно. Я даже играл на сямисэне. Хорошо получалось.

Сардик почувствовал легкое щекотание в носу: так было всегда, когда кто-то в его обществе начинал беззастенчиво и без всяких к тому предпосылок врать. Погоди-ка, друг, сейчас я выведу тебя на чистую воду!..

– И кто же тебя научил играть на сямисэне?

– Один японец, очень добрый человек.

– И где ты встретил этого японца? У себя в ауле? Или… что там у вас?

– Зачем так говоришь? – Гаро нисколько не обиделся. – Зачем в ауле? Японцы называются японцами, потому что живут в Японии. Это все знают.

– А ты, значит, был в Японии?

– Конечно. В городе Китакюсю, префектура Фукуока.

Сардик приуныл: простейшее по имени Гаро ни в жизнь бы не додумалось до изысканного «Фукуока» и уж тем более – до забористого «Китакюсю». А если бы додумалось – то не запомнило. Отсюда вывод – и Фукуока, и Китакюсю, и добрый японец с сямисэном существуют. И Гаро с ними знаком. Но сдаваться без боя Сардику не хотелось, потому он и спросил:

– И что же ты делал в Японии?

– То же, что и везде. Убирал офисы. Здесь я тоже убираю офис.

Видимо, в Японии большой дефицит уборщиков, если требуются кадры со стороны.

– А как ты туда попал?

– Так же, как во все другие места.

– И много было этих мест?

Гаро зажмурил глаза, вытянул вперед руки и стал перечислять «места», по очереди загибая пальцы:

– Город Шарлеруа в Бельгии. Город Каштелу-Бранку в Португалии. Город Джендуба в Тунисе. Город Парамарибо в Суринаме. Город Люцерн в Швейцарии. Там было красиво. Про Китакюсю ты уже знаешь, а сямисэн ты нарисовал немножко не так, как нужно: сверху должен быть один колок для закрепления струны, а снизу два. У тебя все наоборот.

– Учту, – только и смог выговорить уязвленный Сардик. – В следующий раз, когда мне нужно будет запечатлеть какой-нибудь музыкальный инструмент, я обязательно проконсультируюсь с тобой…

…Гаро и вправду оказался «парнем с секретом», хотя Сардик и подозревал, что секрет этот выеденного яйца не стоит. Тем сильнее Сардик мучался, силясь разгадать его. Гаро был прост, чтобы не сказать – примитивен, а если и рассказывал о своей прошлой жизни – обо всех этих шарлеруа, парамарибо и каштелу-бранку, то как-то очень своеобразно, с точки зрения уборщика офиса. Клерки в Парамарибо и Джендубе – ужасные грязнули, не то что клерки в Люцерне и Китакюсю: можно сказать, что там ты получаешь зарплату просто так, не особо затрудняя себя работой, – так везде чисто. Кроме того, города, в которых когда-то работал Гаро, выглядели как-то чересчур изолированно от всего остального мира. Все подходы к ним, воздушные и наземные пути, смотрелись одним белым пятном. Однажды Сардик не выдержал и сделал то, чего не делал никогда. То, что считал низким и недостойным порядочного человека: он проник в комнату Гаро в отсутствие хозяина и открыл его фибровый чемоданчик. Ничего достойного там не обнаружилось, какое разочарование! Только сменная рубашка, еще одни брюки (на этот раз – из черного крепа) и еще одна пара Вьетнамских тапочек. И шесть одинаковых деревянных коробочек с домино.