Анна и Сергей Литвиновы - Предпоследний герой

– Это из дедовой тетрадки. Дед пишет, что она все знает – ну, как готовить лекарство.

Сеня скривился:

– Опять ты об этом…

Настя сухо ответила:

– Про лекарство я ничего тебя не прошу. Просто спрашиваю, знаешь ли ты эту Киру?

– Еще раз повторяю – не знаю.

Вот негодяй, взял манеру – каким он тоном с ней разговаривает!

– Хорошо, – спокойно сказала Настя. – А про других коллег своего деда ты в курсе?

– Ну, каких-то его друзей – знаю, конечно. Только понятия не имею – коллеги они или просто приятели.

– Говори. Записываю. – Настя склонилась над блокнотом.

Сеня грустно посмотрел на нее. Кажется, ему хотелось обнять ее, пожалеть, приголубить…

«Ну же! – внушала мужу Настя. – Ну обними меня! Я так по тебе скучаю… Давай, обними меня – крепко-крепко!»

Сеня уже и руки к ней протянул – но в последний момент взгляд его упал на злосчастную дедову тетрадку… И лицо его сразу закаменело, теплый огонек в глазах погас.

– Записывай, – сухо сказал он. – Дядя Андрей Форафонов. Дядя Миша Шадуров. Тетя Лена Крылова…

Всю дорогу до Южнороссийска Настя проклинала собственную «тепличность». «Нет во мне жизнестойкости. Нету воли к победе, – переживала она. – Еще и трудности толком не начались, а я уже вся без сил!»

Впрочем, от такой езды действительно обалдеть можно.

Билета на самолет достать не удалось. На скорый поезд – или хотя бы на пассажирский, но в купейный вагон – билетов тоже не было. Вот и пришлось полтора суток трястись в плацкарте.

Печка в вагоне топилась еле-еле, в окна свистел колкий ветер. Плацкартные полки оказались куда жестче, чем в привычном купейном. Да и с соседями, прямо скажем, не повезло: сплошь скупщики столичного добра, весь вагон сумками перегородили.

Традиционную дорожную курицу Настя сдуру упаковала в целлофановый пакет, и та «задумалась» в первый же день. Печенье с конфетами кончились мгновенно, а вагон-ресторан исторгал столь неаппетитные запахи, что Настя бы и в блокаду туда не пошла. Так и ехала все тридцать шесть часов: в голодухе да в шуме. Минуты считала, сколько до Южнороссийска осталось. И удивлялась сама себе: вроде и замужем уже второй раз, и ребенку скоро пять лет, и на работе считается ценным специалистом, а поди ж ты: до сих пор даже путешествовать не научилась. Ни билетов хороших достать не смогла, ни курицу в дорогу упаковать.

«Привыкла, что кто-то за меня всегда думает. Раньше – дед, бабушка и мать… Потом – Эжен… А теперь вот и Сенька… Нравственный инфантилизм, – приговорила себя Настя. – Впрочем, ладно. Мне же пока не сто лет, а всего двадцать пять. Есть еще время приучиться к самостоятельности».

Когда наконец прибыли в Южнороссийск, Настя дотащила дорожную сумку до стоянки такси. И договорилась с водителем.

Таксисты в Южнороссийске оказались какие-то странные:

– Мне на улицу Мира, к пароходству, – попросила Настя.

Шофер, с ног до головы упакованный в джинсу, окинул ее ласковым взглядом:

– Садись, цыпочка! Чем платить будешь?

«О чем это он? – растерялась Настя. – Они что тут, за такси бонами, что ли, берут?»

Водила не сводил с нее масленых глазок, и до Насти наконец дошло: он не про тип денег спрашивает. А про тип оплаты: купюрами или натурой. Остроумные здесь, однако, шутки!

Настя наградила хама уничижительным взглядом и, волоча тяжелую сумку, потащилась прочь. В спину летел сальный хохот…

«Эх, Сенька, Сенька! Как же мне тебя не хватает!» – думала она, выискивая в толпе таксистов самого пожилого и благонадежного на вид…

Впрочем, когда Настя добралась наконец до квартиры и, швырнув в коридоре сумку, вышла на свой любимый балкон – тот, что с видом на бухту, – настроение у нее поправилось. Весенний город оказался исключительно хорош. Хорош – даже в отсутствие любимого мужа.

«Больно нужен мне этот Сенька! – Настя полной грудью вдыхала теплый соленый воздух. – Зудел бы тут беспрерывно… Или, того хуже, героя бы начал из себя строить: ах, мол, я – такой благородный, бросил все, помогаю злой теще… Ну его. Сама справлюсь».

Она достала из сумочки инструкцию (Сеня снабдил) и, сверяясь с бумажкой, ловко включила колонку. С удовольствием смыла с себя вагонную пыль. Вынула из шкафа ночнушку Татьяны Дмитриевны – старенькую, без пуговиц – и с удовольствием в нее нарядилась. Будь рядом Сенька – не преминул бы съехидничать по поводу ее затрапезного вида. Но мужа не было, и Настя снова порадовалась: вот здорово, когда ты совсем одна: хоть в бигуди расхаживай, хоть с ног до головы обмазывайся любым кремом, пусть даже супервонючим.

Чай она пила со старинными сушками – нашлись в кухонном шкафу. Разгрызть их оказалось решительно невозможно, и Настя, словно старая бабка, размачивала каменные кругляшки в чае. От воды они разбухали и разваливались. А Настя сидела вся в хлебных крошках и с удовольствием чавкала – громко, на всю квартиру. Неприлично, конечно, но все равно ведь никто не услышит!

Тетя Лена Крылова, конечно, оказалась уже не «тетей», а бабушкой или даже прабабушкой. Слышала она плохо, да и соображала, на Настин взгляд, туговато: минут пятнадцать ушло, прежде чем старушка поняла, чего от нее хотят.

– Вы Николая Челышева помните? Ни-ко-лая! – кричала Настя. – А Сеню, его внука?

– Их – знаю. А вас – не знаю! – Старушка подозрительно вглядывалась в ее лицо.

– Я – Сенина жена, Настя!

– Ну а про Николая Арсеньевича вам зачем знать? – недоумевала бабуленция.

– По работе, – терпеливо говорила Настя.

Но объяснить, в чем дело, старуха не давала. Немедленно парировала:

– Но я же вас не знаю!

Прямо руки опускаются!

На шумный разговор с кухни явилась дочка – хмурая женщина, руки в муке. Недовольно спросила:

– Что тут у вас?

Настя представилась:

– Я – жена Сени Челышева. Знаете его?

Тетка кивнула, буркнула:

– Ну и что дальше?

Настя заторопилась, затараторила загодя придуманную легенду:

– Я работаю редактором в крупном издательстве. В Москве. Мы сейчас издаем серию книг о необычных, замечательных людях. И в наших планах – опубликовать биографию Сениного деда, Николая Арсеньевича. Вот я и приехала. Хочу побольше информации собрать, с его друзьями пообщаться.

– Никола-ая? – недоверчиво протянула тетка. – А что же в нем такого замечательного, чтоб об нем автобиографию писать?

– Не о нем автобиографию, а его биографию, – машинально поправила Настя. Рассердилась сама на себя: «Фу, что я умничаю-то?» И заспешила еще пуще: – А время сейчас такое. Новое веянье – писать не о гениях, а об обычных людях. От гениев читатели устали…

Бабка – она напряженно вслушивалась в их разговор – вдруг сказала: