Сандра Браун - Как две капли воды

– Почему?

– Это вопрос имиджа. Супружеская пара – это для американцев олицетворение их идеалов – дом, семейный очаг, «американская мечта». Супружество означает, что, переехав в Вашингтон, ты не станешь транжирить деньги налогоплательщиков на хорошеньких секретарш, которые и печатать-то толком не умеют.

– По крайней мере, теоретически, – сказал Джек, хохотнув.

Эдди криво усмехнулся и уступил:

– Даже если только теоретически. Избирательницы станут любить тебя уже за то, что ты верный супруг и заботливый отец. А мужчины будут уважать тебя, потому что ты не «голубой» и не карьерист. При всей нашей современной искушенности, избиратели испытывают неловкость, когда голосуют за того, кто может вдруг оказаться гомосексуалистом. Мужская часть электората в своей массе с недоверием относится к кандидатам-красавчикам. Но если рядом с тобой будет стоять жена, то ты вроде как делаешься таким, как все.

– Иными словами, товарищем по несчастью, – язвительно бросила Эйвери.

Эдди с сожалением развел руками:

– Не я придумал эти правила, Кэрол.

Она с негодованием обвела их взглядом:

– Итак, каков будет ваш вердикт?

– У меня есть предложение.

– Говори, Эдди. – Тейт снова положил ноги на край стола и откинулся в кожаном кресле.

Эйвери боролась с искушением столкнуть его башмаки на пол, чтобы он потерял равновесие, а вместе с ним и высокомерный тон.

Эдди сказал:

– Я взял на себя смелость отклонить от имени Кэрол приглашение на обед в ближайшую пятницу.

– Это тот, что будет в Остине?

– Да. Я отговорился тем, что она еще якобы не готова к протокольному мероприятию по состоянию здоровья. – Он повернулся к ней. – Но я мог бы позвонить и переиг­рать это дело. Это будет двухпартийное сборище, так что собственно предвыборной агитации не ожидается, просто повод на других посмотреть и себя показать. Посмотрим, как пройдет твой выход, а тогда уже и решим насчет по­ездки.

– То есть мне предлагается испытательный срок, – сказала Эйвери.

– Понимай как хочешь, – спокойно ответил Эдди. Он посмотрел на Джека и Тейта. – Она здорово держалась тогда возле клиники.

Тейт прислушивался к мнению Эдди, но право оконча­тельного решения оставлял за собой. Он взглянул на старшего брата, который хранил молчание.

– Твое мнение, Джек?

– Я думаю, Эдди прав, – отозвался он, неприязненно глянув на Эйвери. – Я знаю, что и мать с отцом тоже хотели бы, чтобы вы выступали единым фронтом.

– Благодарю вас за совет.

Намек был понят. Джек, не говоря ни слова, вышел из кабинета. Эдди молча кивнул и тоже вышел.

Тейт несколько мгновений смотрел на Эйвери в упор.

– Ну, хорошо, – проворчал он, – у тебя появился шанс убедить меня, что от тебя будет прок, когда кампа­ния наберет силу.

– Ты не будешь разочарован, Тейт. Обещаю тебе.

Он с сомнением нахмурил брови.

– Значит, в пятницу. Мы должны будем выехать в семь часов. Будь готова.

– Я открою.

В дверь звонили уже дважды. Эйвери оказалась ближе всех. Она подошла к двери и потянула за ручку. Между вазонами с геранями стоял Вэн Лавджой.

Эйвери похолодела. Приветливая улыбка застыла на ее лице, а колени задрожали. В желудке все напряглось.

Вэн тоже почувствовал неловкость. Он неожиданно распрямил плечи, выронил из пальцев сигарету и часто заморгал.

Мысленно надеясь, что зрачки его расширились не от удивления, а от марихуаны, Эйвери, как могла, овладела собой.

– Здравствуйте.

– Приветствую. Гм… – Он сощурился и тряхнул жид­кой шевелюрой. – Вы – миссис Ратледж?

– Да.

Он поднес тощую руку к груди:

– Господи, как вы похожи…

– Входите, пожалуйста. – Она не хотела бы сейчас услышать из его уст свою фамилию. Она только что с трудом подавила желание радостно окликнуть его по имени. Ей так хотелось обнять его и поведать, что она готовит самый сенсационный материал в своей жизни.

Правда, затеяла она это в одиночку. А рассказать Вэну – значит, и его поставить под угрозу. И хотя иметь союзни­ка было так заманчиво, она не могла себе позволить та­кой роскоши. К тому же она не собиралась ставить под угрозу успех всего предприятия. Как хранитель секретов, Вэн был не слишком надежен.

Она посторонилась, давая ему пройти. Казалось бы, он должен был сейчас осматривать незнакомый интерьер, готовясь к съемке, но он опять уставился на нее. Он был так смущен, что Эйвери стало его жаль.

– Вы?.. Ой, прошу прощения. – Он смущенно вытер ладони о штаны, после чего протянул ей правую руку. Она быстро пожала ее. – Вэн Лавджой.

– А я – Кэрол Ратледж.

– Да, я знаю. Я был возле клиники, когда вас выписы­вали. Я работаю на студии «Кей-Текс».

– Вот как.

Он пытался завязать обычную для таких случаев бесе­ду, а сам не спускал с нее глаз. Было настоящей мукой стоять так близко к старому другу и не иметь возможно­сти вести себя соответственно. У нее был к нему миллион вопросов, но пришлось ограничиться одним, который более всего приличествовал Кэрол Ратледж в данной си­туации.

– Если вы приехали от телекомпании, то почему не согласовали это с менеджером предвыборной кампании моего мужа – мистером Пэскелом?

– Он знает о моем приезде. Меня направила дирекция.

– Дирекция?

– На той неделе в среду мне предстоит снимать здесь сюжет для студии коммерческого телевидения. Вот, прие­хал осмотреться. Вас разве не предупредили?

– Я…

– Кэрол?

В дверях появился Нельсон, он смерил Вэна неодобри­тельным взглядом. Нельсон навсегда сохранил военную выправку и подтянутость. Его одежда неизменно была безукоризненно отутюжена, седая голова причесана воло­сок к волоску.

Вэн был полной его противоположностью. На нем бы­ла застиранная майка с эмблемой ресторана «Кахун», где подают устрицы в раковинах. На груди красовалась весь­ма двусмысленная надпись: «Открой, соси и ешь меня живьем». Джинсы его были не просто по моде потертыми, а выношенными до дыр, рваные кроссовки не имели шнурков. Эйвери предположила, что и носков на нем, по обыкновению, нет.

Он выглядел нездоровым и недокормленным, почти на грани истощения. Из-под футболки выпирали острые ключицы. Если бы он выпрямился, то можно было бы пересчитать все его ребра до единого. Но он стоял, как обычно ссутулив плечи над впалой грудью.

Эйвери знала, как мастерски эти руки, в пятнах нико­тина, с обгрызенными, грязными ногтями, умеют орудо­вать видеокамерой. Его вроде бы пустые глаза обладали даром необычайно глубокого художнического видения. Но для Нельсона это был лишь стареющий хиппи, ник­чемное существо. Талант Вэна был так же скрыт от окру­жающих, как и настоящее имя Эйвери.

– Нельсон, это мистер Лавджой. Мистер Лавджой, представляю вам полковника Ратледжа. ( Нельсон не­охотно пожал руку Вэну. ) Он приехал оглядеться перед записью телепередачи, которая состоится на следующей неделе.