Эмма Скотт - Свет между нами

Я налила ей «Олд-фэшн», ее постоянный заказ, и пожала плечами.

– Спроси об этом завтра. Мне нужно в лепешку расшибиться за эти два вечера, чтобы заработать на нее.

– Да провались пропадом эта твоя работа, – отозвалась Мелани, пронзая вишенку в коктейле крохотным пластиковым мечом. – Провались пропадом обе твои работы.

В эту минуту меня отвлек клиент, и очень вовремя. Я уже была готова ответить, что ей легко так говорить, когда она два года снимает квартиру с фиксированной арендной платой на пару со своей стабильной, как скала, девушкой. Но я прекрасно понимала, к чему клонит Мелани. И точно – она протянула руку через барную стойку и коснулась моей ладони.

– Ты знаешь, чем должна заниматься, – смягчившимся тоном произнесла она. – Когда ты практиковалась в последний раз?

– В среду, – ответила я и не слукавила. – Студия в «Кауфмане» обошлась мне в тридцатку. В тридцатку, которой мне сейчас так не хватает.

С моей стороны было довольно отчаянно так потратиться, учитывая плачевное состояние моих финансов. Вдвойне бездумно из-за того, что это оказалось тратой времени. Бо́льшая часть моих репетиций были таковой. Я играла ноты, совершенно не чувствуя музыки.

– Не хочешь сходить на прослушивание?

Я вытерла стойку тряпкой.

– Не знаю.

– Шарли, прошел уже год.

– Не начинай, Мел. У меня та еще неделька была.

Подруга поджала губы, но в ее взгляде читалась нежность. Она начала что-то говорить, но я не услышала. Мое сердце ухнуло вниз, когда входная дверь открылась, впуская трех мужчин и сногсшибательную брюнетку. Один из мужчин ее обнимал.

Мелани замолчала и скривила лицо.

– Мне даже оборачиваться не нужно. Пришла эта сволочь, Кит?

Кивнув, я с трудом оторвала взгляд от компании, усаживающейся за угловым столиком.

– Я в порядке. В полном порядке.

– Да? У тебя руки дрожат.

Я опустила взгляд на совок для льда в одной руке и бокал в другой. Обе ладони дрожали. Я поставила на стойку совок с бокалом и вытерла руки о фартук.

– Какого черта он тут делает? В городе полно баров.

Больше я ничего не успела сказать, так как Кит встал из-за стола и направился к бару взять всем выпивки. Казалось, что высокому, светловолосому и стройному Киту Джонстону место на пляжном серфинге, а не в темном гринвичском баре. Я ругнулась на себя: надо было ускользнуть, пока он меня не заметил.

– Шарлотта? – Кит втиснулся бочком к барной стойке, не удостоив взглядом Мелани. – Не ожидал увидеть тебя в подобном месте, еще и за стойкой! Как ты? Давно не виделись. В последнюю нашу встречу… – он изобразил на лице жалостливое сочувствие. Думал, у него получилось натурально. – О, черт, вспомнил. Твой брат…

– Что будешь заказывать? – громко спросила я.

Кит проигнорировал мой вопрос и, наклонившись вперед, заговорил со мной так ласково и проникновенно, словно я была единственной женщиной в этом баре и в целом мире. Это был фирменный приемчик Кита Джонстона – один из многих, на которые я попалась: влюбилась в него, доверилась ему и поверила в искренность его слов о любви ко мне.

– Послушай, Шарлотта. Я принимаю чужое горе слишком близко к сердцу. Ты это знаешь. Я воспринимаю все настолько сильно и глубоко, что твоя боль… была невыносимой для меня. Поэтому я сбежал. Трусливый поступок, и я не горжусь им, но мне пришлось это сделать. Твои глаза… Ты ведь знаешь, что меня привлекли твои глаза – твои огромные глаза олененка…

Мои «огромные глаза олененка» жгло от слез. Кит говорил о моем горе и моей боли так, будто я причинила их ему. Это надо же так все перевернуть.

– И когда ты вернулась с похорон, твои прекрасные глаза были настолько полны печали, что другим чувствам в них не осталось места. Знакомая мне Шарлотта исчезла, и ее место занял чужой мне человек. Человек, до которого я не мог дотянуться. Нужно было сказать тебе об этом тогда… но мне не хватило духу. Прости. Мне очень жаль.

Мелани смотрела на него, приоткрыв от изумления рот.

– Ты это серьезно? Думаешь, она купится на эту чушь?

Кит невозмутимо повернулся к ней, растянув губы в вежливой и неестественной улыбке.

– Привет, Мелани. Рад тебя видеть. Прости, но я сейчас говорю не с тобой.

Я слабо качнула подруге головой, и она сузила глаза.

– Пойду в дамскую комнату, – сказала Мелани и с нажимом добавила: – Скоро вернусь.

– Знаешь, она права, – заметила я после ее ухода. – Твои слова – полная чушь, но даже если бы не были ею, их следовало сказать мне год назад. Год назад, Кит. Когда я вернулась с похо… из Монтаны и обнаружила, что мое место в квартете занято, а у моего парня уже другая подружка.

Он склонил голову набок с улыбкой и недоумением на лице.

– Тебя расстраивает потеря места в «Струнах весны»? Шарлотта, ты собиралась пропустить премьеру. Я обязан был что-то предпринять. Шоу все-таки должно продолжаться.

Я протерла тряпкой пятно на стойке.

– А что насчет нас, Кит? – спросила я тихо, ненавидя себя за то, как жалко прозвучали мои слова. Почему я принимала его извинения вместо того, чтобы плеснуть ему в лицо коктейлем? Потому что, даже спустя столько времени, желала услышать ответы, чтобы появилось так называемое чувство завершенности. Возможно, мне не было бы так больно, если бы у Кита была веская причина, которую бы я поняла. Причина лучше той, с которой я до сих пор жила: что наши отношения с ним были ложью.

На его губах снова появилась недоуменная улыбка.

– Нас? Не помню, чтобы мы с тобой были парой, Шарли. Мы были «вместе», – Кит нарисовал в воздухе кавычки, – несколько недель.

Два месяца, одну неделю и четыре дня. При желании я, наверное, и часы могла сосчитать.

– Я был занят квартетом, заканчивал учебу… – Кит пожал плечами, его улыбка стала шире. – Приятно снова встретиться с тобой. Но как бы мне ни хотелось поболтать о том, о сем, если я не вернусь к столу с выпивкой, друзья отправят за мной поисковую группу.

Он свесил руку с барной стойки, как в салуне, и подмигнул мне, словно ковбой их плохого вестерна. Меня вдруг охватил стыд. Вот из-за этого лицемерного засранца мое истерзанное, раненое сердце больше не слышит музыки?

– Извини, – я бросила тряпку. – У меня перерыв.

Я проскользнула мимо Эрикисэма, вышла в переулок возле бара, села на перевернутое ведро, используемое для перевозки льда, и разрыдалась. Не из-за Кита и страданий по его вине, а из-за дежавю тех жутких месяцев после смерти Криса. Встреча лицом к лицу с невероятным равнодушием Кита оживила воспоминания, и они накрыли меня с головой.

Я оплакивала то, чего у меня не было с Китом, хотя казалось, что было. Но больше всего я горевала о Крисе. Я рыдала по брату, и боль в моем сердце пульсировала в унисон с кровью в венах. Казалось, я могла бы проплакать всю ночь, и слезы лились бы без остановки и никогда не иссякли.