Марина Болдова - Свои чужие люди

Аля еще раз с сожалением посмотрела на пустую пачку, затем оторвала четвертинку от двойного газетного листа, завернула смятую пачку и, внимательно осмотрев сверток, решила, что сойдет: ее бдительный муж, заглянув в ведро, увидит только комок бумаги. В противном случае…

Почему-то она до сих пор от него не ушла. Ругая себя за слабость, которая проявлялась в любви к денежным знакам, Аля стыдливо прятала глаза, когда ее ругали подруги и молчаливо укоряла Нани. Похоже, всем было понятно, что терпит Аля зря, что все равно наступит миг, когда все закончится, что ее муж, очень большой полицейский начальник, бросит ее сам, так и не поняв, что предать дважды нельзя: это будет всего лишь продолжение того, первого, предательства. Не прощенного, не забытого ни самой Алей, ни им. Они оба были виноваты в равной мере. Он – что заставил ее смолчать, она – что согласилась.

…При знакомстве она назвалась Тиной. Потому что не хотела продолжения этой встречи, навязанной ей матерью и отчимом. Ей нравилось ее имя Алевтина и нравилось, когда мама называла ее Алюшей, а подруги – Алей. Тиной она была только для чужих. Вот так, одним махом записав своего будущего мужа в чужаки, она терпеливо высидела застолье в честь дня рождения хозяина дома полковника Бурова, отца Сергея. Сергей Буров, свежеиспеченный юрист, по решению семейного суда был приговорен к срочной женитьбе и был сам не рад, что не настолько еще отважен, чтобы перечить отцу. Смотрины будущей жены, падчерицы подчиненного его отца, он принял как неизбежное зло и согласился поприсутствовать только с мыслью разделаться с мероприятием по-быстрому и желательно без определенных выводов. Аля, перешедшая на третий курс педагогического института и вступившая в самую сочную пору студенческой жизни, замуж не собиралась вообще и тем более по принуждению. Поджатые губы матери и суровый взгляд отчима на нее не подействовали, но, услышав из уст последнего, что поездка в Сочи, так ею желаемая, может и не состояться (далее следовала многозначительная пауза), согласно кивнула головой. Думая, что от нее не убудет, а поехать на юг хочется!

Так они и встретились, горя одним желанием – отметиться и смыться. Имена Тина и Сергей прозвучали вежливо и официально, а рукопожатие вышло и вовсе второпях и больше походило на мимолетное касание чужих друг другу рук. Но получилось так, что Аля, сидя за столом напротив Сергея, часто ловила на себе его любопытный взгляд и один раз даже улыбнулась на его весьма посредственную шутку.

«Смылись» они вдвоем, провожаемые довольными взглядами обеих пар родителей. Как удалось Сергею уговорить ее поехать в общежитие университета на прощальную вечеринку курса, Аля удивлялась потом сама. Но, проснувшись утром в чужой комнате, на плече чужого мужчины в самом непристойном виде, то есть в его же рубахе на голое тело, она поняла – капкан захлопнулся. Овладев ею еще раз, чтобы уж наверняка, Сергей с довольным видом рассматривал испачканные прощанием с девственностью простыни и сыто улыбался. Фраза «а я вот такой – мое, и точка» – прозвучала уже в присутствии хозяина комнаты, толком не протрезвевшего друга Сергея Женьки Хлудова. Тот тут же согласился записаться в свидетели и этого акта, и последующего акта гражданского бракосочетания.

На робкий вопрос Алевтины, а зачем ему эта канитель с женитьбой нужна, Сергей усмехнулся: «Так предки все равно не отстанут, а ты красивая, не дура и в постели ничего. Почему я должен кому-то отдавать такое сокровище?» – «А любовь?» – пискнула она, еще надеясь на что-то. «А любовь есть. Ты просто еще не поняла, что уже любишь меня. Но со временем поймешь!» – припечатал он окончательно.

Пышная свадьба закончилась поездкой в Сочи. Отчим выполнил свое обещание. Но только вместо Катьки на соседней полке купе вагона СВ посапывал неожиданный муж Алевтины…

Аля вздрогнула, услышав, как поворачивается ключ в замке входной двери. Мельком взглянув на настенные часы: ровно восемнадцать ноль-ноль, она быстро окинула кухню тревожным взглядом. Все, кажется, было в порядке: ни одной лишней посудины вне положенного ей места в шкафу, ни крошки, ни капли пролитого недавно ею чаю на столе. Полотенце сложено ровно посередине и висит строго вертикально на специальной перекладине. Прихватки на крючке, горшок с цветком – в центре подоконника. Занавеска накрахмалена и собрана ровными складками.

– Тина! Тебя опять не было дома с десяти часов и до полудня! Почему я о том, что ты собираешься уйти из дома, узнаю от своего секретаря, а не от тебя? Мы, кажется, договаривались, что ты будешь мне сообщать о своих передвижениях!

– Я всего-то до продуктового и обратно, – она оправдывалась уже по привычке.

– И что? А если что-то случится, где я буду тебя искать?!

– А будешь?

– Ну… – растерялся Сергей от неожиданного для него ответа. По сценарию, жена уже должна начать оправдываться интенсивно.

– Сергей, это невыносимо. – Аля посмотрела на его недовольное лицо. – Я без твоего высочайшего соизволения не могу лишний раз никуда выйти!

– Не нравится? Терпи, должна! – к нему вернулся его уверенный тон.

– Почему я должна? И кому?

– Ты – моя жена. В документе расписывалась? – разговор опять свернул в бессмысленное русло. Так было каждый раз, как только Аля пыталась договориться с ним о послаблении режима.

Продолжать не имело смысла. У нее опять ничего не получилось. Она мучилась этой своей сытой режимной жизнью, мучая, вероятно, и его. И кто-то первым должен бы разорвать этот бег по кругу. Но они были повязаны. Повязаны не только семейными узами, но и смертью близких. Точнее, предсмертным обещанием генералу Бурову, единственному выжившему в страшной автокатастрофе, в которой погибли их с Сергеем родители. Единственному, кто продержался еще несколько часов благодаря своему могучему здоровью.

– Жорик, это ты? – слабый голос матери из дальней комнаты был еле слышен.

– Да, мама, – Георгий постарался ответить твердо, хотя язык заплетался из-за выпитого. Да, он опять надрался как свинья, по определению соседки Полины Яковлевны, знавшей их семью уже сорок пять лет. А ему как раз сегодня и исполнилось сорок пять.

Он был холост пожизненно, без всякой надежды на какие-либо продолжительные отношения с женщинами. Неудачник во всем: с кафедрой пришлось расстаться – молодая смена пришла, подруга, пусть временная, не получив от него даже дежурного цветка (ну, не было денег!) на Восьмое марта, растворилась вместе с весенней капелью, мать, здоровая еще недавно женщина, вдруг слегла. И вот уже четвертый месяц он без работы, один на один с лежачей больной на руках. Как тут не расслабиться? Тем более на дармовщинку: не перевелись еще друзья у Георгия Полякова. Хотя после сегодняшнего… И что его понесло?!