Гарольд Роббинс - Прощай, Жаннет

– Неправда! – Голос Мориса перешел в визг. – За все платилось наличными.

Она засмеялась, поняв, что то, что рассказал Иоганн, правда.

– Ты забыл, что генерал был немцем. А ты знаешь, какие они. Всегда все записывают. Даже информацию, которая может повредить им самим. Вспомни суды над военными преступниками.

– Ты врешь! – орал он. – Пытаешься втереть мне очки. Там деньги, и ты хочешь забрать все себе!

Внезапно ненависть к нему, которая так долго копилась внутри, выплеснулась наружу. Какие бы неприятности она ему пи причинила, они не идут ни в какое сравнение с тем, что он сотворил с ней.

– Может, и вру, – сказала Жаннет, получая истинное удовольствие от его терзаний. Голос ее был холоден. – Но ты ведь никогда не узнаешь, верно? И сделать ничего не сможешь. – Она встала. – А теперь пошел вон!

– Так ты говоришь, там ничего нет? – закричал он, неожиданно вскакивая со стула и пытаясь схватить ее.

Но Жаннет была слишком быстрой для него. Она сделала шаг назад, одновременно схватив со стола острый как бритва нож для разрезания бумаг, похожий на кинжал. Он остановился, потому что острие кинжала коснулось его горла, как раз над воротничком рубашки, между кадыком и подбородком. Они с ненавистью смотрели друг другу в глаза. Ее губы растянулись в зверином оскале. Она скорее прорычала, чем сказала.

– Не останавливайся, Морис! Дай мне возможность закончить то, что начала моя мать!

Морис глубоко вздохнул и отступил назад. В этот момент дверь кабинета распахнулась, и в нее стали заглядывать люди.

– Тебе это так не пройдет! – визгливо прокричал он, стараясь овладеть собой. – Генерал пытался меня объегорить и умер. Как и твоя мать. Она тоже мертва. Тебе это так не пройдет!

Жаннет подняла глаза и увидела людей на пороге, глядящих на них в полном изумлении. Неожиданно она почувствовала, что силы оставили ее.

– Убирайся, Морис, – сказала она устало. – Иначе я прикажу тебя вышвырнуть.

Теперь и он увидел людей, толпящихся у него за спиной. Он оглянулся, потом снова перевел взгляд на падчерицу.

– Это еще не конец, – сказал он, на этот раз спокойно. – Когда-нибудь, когда ты меньше всего будешь этого ждать, ты мне заплатишь. Помни! – Он повернулся и вышел, изо всех сил стараясь выглядеть достойно. Люди расступились, молча провожая его взглядами.

Она опустилась на стул. К ней подошел Робер.

– Вы в порядке, мадам?

– Нормально, – ответила Жаннет. Она посмотрела на людей в дверях, на их белые испуганные лица. – Возвращайтесь на свои рабочие места, – резко приказала она. – Еще нет семи часов.

Служащие быстро исчезли. Она взглянула на Робера.

– Закрой дверь, – попросила она. – И налей мне коньяку.

– Слушаюсь, мадам, – сказал Робер. Через мгновение он вернулся с рюмкой в руках. Она залпом выпила. – Не могу ли я что-нибудь для вас сделать, мадам?

Жаннет почувствовала, как коньяк обжег горло.

– Да нет, спасибо, Бобби, – сказала она. – Оставь меня и не беспокойся.

Она дождалась, когда он закроет за собой дверь, потом положила голову на руки. Внутри у нее все дрожало, и она понимала, что, если бы вовремя не села, ноги бы подкосились.

Ничего не изменилось с детских лет. Стоило Морису гневно взглянуть на нее, как она оказалась на грани оргазма. Ужас, который она испытывала, был одновременно и наслаждением. Ее ненависть к нему могла сравниться лишь с ее страстным желанием быть им наказанной. Она ощутила, что вся мокрая.

Открыв ящик стола, достала оттуда пачку салфеток, задрала юбку и принялась вытираться. На платье тоже были мокрые пятна, так что придется переодеться. Медленно поднявшись, она пошла в ванную. Надо быстренько Припять душ, она сама чувствовала, что от нее пахнет.

Во второй раз за этот год на вечеринках в Париже говорили только о ней. В первый раз поводом послужил грек, теперь ее отчим.

Насколько невыносимым был холод этой зимой, настолько же невыносимой была жара, стоявшая в Париже в конце июля и начале августа, когда шел показ коллекций. В большом зале гостиницы „Де Вилль» было еще жарче. Во французских учреждениях в те времена еще не устанавливали кондиционеры.

Больше двухсот человек набились в зал, обычно вмещавший не больше сотни. Шампанское было теплым, а бутерброды расплылись. Все подступы к небольшому помосту в конце зала были забиты фотографами и репортерами. Присутствующие вздохнули, как один человек, когда на помост забрался потный человек в черном вечернем костюме. Церемония начиналась. Еще немного, и можно будет уйти.

Он заговорил в микрофон:

– Mesdames, Messieurs [78]… – Ни звука. Он постучал по микрофону. Снова ни звука. Постучал еще раз. Снова ничего. Он обреченно пожал плечами и закричал изо всех сил: – Mesdames et Messieurs, мэр Парижа!

Публика зааплодировала, увидев мэра, выходящего из своего кабинета. Он, судя по всему, не ощущал жары, что было неудивительно – в его кабинете кондиционеры работали. Он поднял руку, успокаивая толпу, и улыбнулся.

– Дамы и господа, – сказал он. Его прекрасно слышали все присутствующие и без микрофона. Он был профессионалом и умел владеть голосом. – Понимаю, всем вам не терпится уйти и заняться делом. У кого-то назначены встречи, другие торопятся на ужин, поэтому мы постараемся быть краткими. Прежде всего я хочу поблагодарить вас за то, что вы не пожалели времени, чтобы прийти сюда и оказать честь женщине, которая сделала так много, чтобы Париж стал столицей моды всего мира. Молодой женщине, которая родилась и выросла здесь, которая стала одной из первых в своей профессии, одной из величайших кутюрье мира. Великой последовательнице Коко Шанель и Эльзы Шиапарелли, оставившим свой след в мировой моде на долгие годы. Посему я прошу вас присоединиться ко мне и поприветствовать нынешнего лауреата Почетной медали города Парижа, женщину, так много сделавшую для мировой культуры и моды, замечательную представительницу парижской промышленности, живое воплощение французского обаяния. Дамы и господа! Разрешите мне представить вам мадам Жаннет де ла Бовиль!

Дверь кабинета открылась еще раз, и оттуда вышла Жаннет, спокойная и улыбающаяся. Она поднялась на помост и остановилась рядом с мэром.

Появился служащий с медалью, прикрепленной к традиционной красно-сине-белой ленте и лежащей на бархатной подушечке. Мэр взял ее и на мгновение поднял над головой, чтобы дать возможность поработать фотографам. Затем осторожно надел медаль на шею Жаннет, не потревожив ни одного волоска в прическе. Профессионал всегда профессионал.

– Мадам Жаннет, – начал он, поворачиваясь к аудитории и фотографам. – Я называю вас мадам Жаннет, потому что знаю, что так называют вас ваши друзья и коллеги. Я считаю большой честью для себя вручить вам медаль за все то, что вы сделали для Парижа и Франции. Ваше имя обогатит нашу историю той красотой, которую вы подарили всем нам. – Он наклонился и расцеловал ее в обе щеки. – Говорите покороче, – шепнул он ей на ухо. – Они потеют, как свиньи, и в комнате хоть топор вешай.