Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

Еще какие-то люди, по виду «гости столицы», остановились прямо перед ним и разинули рты. Глебов их обошел.

– Да не он!..

– А я тебе говорю, он самый!

– Да станет он посреди бела дня по улице шататься! У него небось дел невпроворот и охранников целая куча! А этот, смотри, идет себе один!.. Точно не он!

– А может, и не он. Тот вроде постарше! А как фамилия его, я забыла?..

– Дура! Фамилия его Хренов! Нет, подожди ты, не Хренов!.. Но как-то похоже! А, Зернов, вот как!..

– Да не, не Зернов, еще как-то!.. А ловко он на прошлой программе того отбрил, который сказал, что бывшие жены права на собственность не имеют! А этот сказал, что все поровну надо делить и жены такие же люди, как и мужья!

– Ну, завела! Тебе бы только поделить чего! Карл Маркс недоделанный!

– Сам ты недоделанный, а только женские права надо уважать, потому женщина тоже человек!

– Это ты-то человек?! Тьфу! Тля ты, а не человек!..

Глебов поспешно свернул в какую-то лавку, и оказалось, что там продают пряности и благовония. Глебов купил немного и того и другого.

В соседней лавке – из «благовоний» он выходил, предусмотрительно поглядев по сторонам, нет ли на улице кого-то, впавшего в ступор из-за того, что навстречу попался известный адвокат по фамилии Хренов, – он купил цветы.

Он очень стеснялся, когда их покупал.

Он сто лет не покупал цветы и забыл, как это делается.

– Вы хотите розы или, может быть, герберы? Смотрите, какие свежие, только сегодня привезли!.. – Девушка за прилавком была приветлива до приторности. Конечно, она тоже его узнала, и из подсобки прибежала еще одна, после того как первая позвала:

– Анжела, помоги мне!

Вытирая руки и рот, из подсобки выдвинулась Анжела, уставилась на него и первым делом спросила:

– Вы для жены покупаете, да?..

Глебов хмуро ответил, что для дядюшки. У него сегодня юбилей. Семьдесят пять стукнуло старику.

Девиц это нисколько не смутило, и они продолжали приставать со всякими вопросами – сколько именно роз или же гербер он хочет, собрать их букетом или оставить так, и завернуть ли их в блестящую бумагу или в простую, вдруг дядюшка любит розы именно в блестящей бумаге!..

Глебов забрал свои розы и вышел на улицу, совершенно не зная, что с ними делать дальше, как их нести, как дарить, учитывая, что дядюшка ни при чем!..

Он вошел в кафе с этими глупыми розами и сразу увидел Светлану. Она сидела в углу и, не отрываясь, смотрела на дверь. Глебов издали кивнул ей.

Она мрачно посмотрела на него и не сделала ни единого движения, как будто не узнала.

– Это вам. – Глебов подошел и сунул ей букет.

– Зачем?..

Он пожал плечами:

– Наверное, чтобы утешить.

– Меня не нужно утешать, Михаил Алексеевич.

– И все-таки это вам.

Не глядя, она взяла букет, который дался ему с таким трудом, и сунула на какую-то стойку позади себя.

– Вы будете что-нибудь есть или пить?

– Я буду курить, – объявила она решительно, – и пить минеральную воду со льдом.

Официанты со всех сторон таращились на них, и Глебов опять пожалел, что выбрал для разговора такое неподходящее место.

– Ну, а я поем, – сказал он. – Я целый день не ел.

Он сделал какой-то невразумительный заказ, все время думая о том, что поговорить им не дадут.

Нужно было разговаривать тогда, в машине, когда встретился с ней в издательстве, а он не стал, решил все отложить, и, по всей видимости, напрасно. Сейчас она явно была готова к обороне, и какая-то папка лежала у нее под рукой. Она курила и все время трогала эту папку, будто проверяя ее наличие.

Интересно, что там может быть? Новая талантливая рукопись ее покойного мужа Евгения Ивановича Грицука?..

…И что он, Глебов, станет делать, если все-таки выяснится, что она каким-то образом причастна к смерти мужа? Он много лет служит закону, и вся его карьера держится только на репутации – профессионального и неподкупного юриста! Покрывать преступницу значит поставить крест на собственной жизни. Навсегда.

…Ты к этому готов? – мысленно спросил он себя.

– Михаил Алексеевич, вы… выслушаете меня?

– Да, конечно. Собственно, именно за этим я и пришел.

Она посмотрела на него.

– Это не вы пришли. Это я вас попросила прийти. Для меня очень важно, чтобы вы знали правду.

– Почему это для вас важно?

Она помолчала. Черные волосы вылезали из-за уха и мешали ей, и она досадливо заправляла их коротким нервным движением.

– Потому что мне важно то, что вы скажете Чермаку!.. Я не могу и не хочу втягивать его в неприятности. Я слишком многим ему обязана.

Глебов посмотрел на нее и не понял, искренне она говорит или пытается его запутать.

– Уверяю вас, Ярославу ничего не угрожает, – сказал он неторопливо. – Даже в том случае, если выяснится, что вы регулярно отправляли на тот свет всех авторов издательства «Чело», непосредственно к Чермаку это не имеет никакого отношения!

– Вы… шутите, Михаил Алексеевич?

– Пытаюсь.

И они помолчали.

Подбежал официант, якобы с целью поменять салфетки. Глебов его прогнал.

– Не дадут нам здесь поговорить, – тоскливо сказала Светлана. – Зря мы сюда пришли.

– Давайте попробуем, – предложил Глебов. – Ну, хотя бы начнем!..

– Здесь документы, – и она показал на свою папку. – Все, что мне удалось собрать за то время, что я была замужем за этим человеком. Их не слишком много, но все они очень любопытные. Вы… посмотрите их?

Глебов перестал ковырять вилкой салат, посмотрел сначала на папку, а потом на нее.

– Сейчас точно не буду. Вы мне лучше своими словами изложите. Чтобы я хотя бы приблизительно понимал, какого рода это документы и зачем вы их собирали.

Она исподлобья посмотрела на Глебова, и он не выдержал ее взгляда, уткнул глаза в салат. Ничего интересного в салате не было – какие-то листья, желтые зернышки кукурузы, черные кружочки маслин и, кажется, майонез.

Чтобы не смотреть на нее, он пересчитал зернышки. Их оказалось восемь.

Очень красивая женщина. Даже не просто красивая, а как-то по-журнальному, по-голливудски, неправдоподобно красивая. У нее были черные волосы до плеч, постриженные неровными прядями, разлетавшимися в разные стороны – очень сексуально. По крайней мере, Глебову так казалось. И еще очень темные глаза, наверное, именно про такие романс «Очи черные»! Лет шестьсот назад ее сожгли бы на костре только за эти глаза, вызывающие порчу и повышенное сердцебиение у простых людей. Еще у нее были длинные пальцы и одно-единственное кольцо с темным топазом в очень простой оправе. Насколько Глебов мог оценить, – а он знал толк в таких вещах! – кольцо это стоило целое состояние. Она носила только черное и белое – черные пиджаки и белые рубашки, и это очень ей шло.

Она работала у Чермака десять лет, следовательно, сейчас ей тридцать пять или тридцать шесть. Глебов посмотрел ее личное дело, где не было ни слова о муже Грицуке, зато была дата рождения. Когда-то она училась в престижнейшем институте, куда брали только своих, да, кажется, и сейчас берут только их! Она говорила по-английски и по-китайски, поступила в аспирантуру, но как раз десять лет назад из нее ушла. Хотелось бы знать, почему? И еще – почему так долго она довольствуется ролью секретарши, пусть и в очень крупном и процветающем издательстве? С ее образованием и внешностью давно можно было возглавлять представительство большой иностранной фирмы или, на худой конец, таблоид, где печатают фотографии знаменитостей. Она отлично смотрелась бы на сцене, в цветах и огнях, провозглашающая тост за десятилетие своего журнала!..