Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

– Да, – просто ответил Долгов, и Глебов в своем роскошном кабинете на последнем этаже офисного здания, как будто парившего над Москвой, чуть не упал со стула.

– Как?! – спросил он, переменив адвокатский голос на простой, человеческий. – Зачем это вам?!

– У нас произошло еще одно странное событие. Мы думаем, что смерть Евгения Ивановича и это событие как-то связаны друг с другом. Кроме того, телевидение показало программу, из которой следует, что во всем виноваты мы, то есть врачи. А это глупость, Михаил Алексеевич! Глупость и ерунда. И «Комсомолец» напечатал статью про врачей-убийц и про то, что всех нас надо под суд отдать. Так сказать, скопом!..

– Ну, нынче на врачей в суд не подает только ленивый, – сказал Глебов, и Долгов усмехнулся. – Это национальное развлечение такое – подавать в суд на больницы и врачей. Вы что, не в курсе? Вы же врач! Раньше во всем был виноват Чубайс, а теперь медицина. А в связи с тем, что на министра здравоохранения в суд подавать никакого интереса нет, вот и подают на всех подряд врачей. А что у вас произошло?

– Чуть не погибла одна из медсестер, – нехотя ответил Долгов. – Причем в моем кабинете. Что она там искала, зачем пришла, непонятно!

– А… как это может быть связано с Грицуком?

– Я не знаю, – сказал Долгов и кулаком погрозил Косте Хромову, который уже зевал вовсю, – понятия не имею! Но в нашей больнице никто никогда никому не давал по голове! Это произошло именно сейчас, после смерти Грицука и скандала, который показали по телевизору! Меня интересуют оба события, потому что следуют одно за другим. Я был уверен, что вы знаете больше меня, хотя бы потому, что сразу забрали таблетки! А я так не понял, что именно он принимал. Что было в пузырьке из-под нитроглицерина? И зачем ему вообще нитроглицерин, если у него никогда не болело сердце!

Глебов знал совершенно точно, что было в пузырьке из-под нитроглицерина. Но сказать означало выложить и все остальное, а он не был к этому готов!

Если бы не письмо, пришедшее по электронной почте, письмо, с которого все началось, он бы вообще давно забыл об этой истории!

Подумаешь, умер писатель!.. Как будто писателей у нас не хватает!..

Письмо, быстро подумал Глебов. Письмо, с которого все началось. Вернее, которым все закончилось!..

Не письмо, а бомба замедленного действия, и подложена она в том числе и под него, Глебова!..

Он продолжал быстро соображать.

Если этот самый хирург Долгов так уж заинтересован в расследовании смерти Грицука, значит, нужно дать ему возможность довести дело до конца. Таким образом, он сам, Глебов, окажется ни при чем, а бомба будет обезврежена! Ведь кто-то же прислал письмо по электронной почте, и прислал именно ему! Значит, этот кто-то знает о том, что Глебов собирался защищать Грицука, знает о том, что он был в больнице, знает о том, что Светлана Снегирева была женой писателя, потому что в письме ясно сказано, что она отравила своего мужа! О том, что она была его женой, не знал даже Чермак, и в личном деле Снегиревой нет ни слова о ее муже, творившем под псевдонимом Ф. Б. Ар-Баросса!

– Дмитрий Евгеньевич, – окликнул Долгова Глебов. – Вы можете со мной встретиться?

– Когда?

– Ну… допустим, завтра в три часа дня. Приезжайте ко мне в офис, и я расскажу вам все, что знаю.

Положим, все, что знаю, я не расскажу никогда, но ровно столько, сколько тебе надо для твоего расследования, ты получишь!..

– Хорошо, – согласился Долгов, попадаясь на крючок.

– Мой секретарь расскажет вам, как до нас добраться. Идет?..

– Ваш секретарь может просто назвать мне адрес, и я доберусь. Идет?

Глебов засмеялся.

– С вами легко иметь дело, Дмитрий Евгеньевич.

– Спасибо, Михаил Алексеевич.

Долгов положил трубку на стол, крутанул ее так, что она завертелась с негромким приятным звуком, и посмотрел на Хромова.

– Ну и что адвокат? Он уже все знает? – спросил тот.

Долгов пожал плечами.

– Я ничего не понял, – задумчиво сказал он. – Почему-то до сих пор неизвестно, что было в пузырьке из-под нитроглицерина! Я думал, он его хоть на анализ отдаст узнать, что там за вещество, а он и не думал отдавать! А может, врет, что не знает. Вообще, все непонятно! И если он ничего не знает о смерти Грицука, зачем он тогда мне встречу назначает?

– А может, это он его и отравил? Странными таблетками в пузырьке из-под нитроглицерина?! А?

– Зачем? – спросил Долгов. – Вот вопрос, зачем?

– Может, он его так достал этой своей книгой с разоблачениями!

– Ах да, – вспомнил Долгов. – Была же еще книга с разоблачениями!

– Или, может, его из-за нее отравили?

– Кость, это ерунда. Я тебе как ученый говорю! Если книга уже вышла, травить из-за нее не имеет смысла! Если кто-то не хотел, чтобы она вышла, имело бы смысл отравить его раньше, пока он ее писал или когда только задумал! А если ее уже издали и прочитали, зачем травить автора?

– Вроде незачем, – согласился Хромов беспечно. Его все это не касалось. – Ну что? Поедем? Или ты здесь будешь сидеть?

– Поедем, – согласился Долгов без энтузиазма. Ехать ему никуда не хотелось.

Что-то такое он не додумал про телефон!.. Он покосился на трубку, лежавшую на столе, взял ее и пристроил на аппарат.

Значит, он приехал, нашел Катю, хотел звонить в реанимацию, и оказалось, что телефон не работает. Тогда он вызвал бригаду со своего мобильного.

Ну? И дальше что?..

Дальше никак не думалось, и Долгов с раздражением решил, что все это нужно записывать, что ли!..

Я не сыщик. Я просто хирург! Я не умею думать о телефонах, которые не звонят, и о таблетках, которые оказались подменены какими-то другими таблетками! Я лечу людей, и мой учитель, профессор Потемин, говорил когда-то, что врач должен думать в основном о своей работе и лишь немного о том, на какой фильм повести вечером подружку.

– Что подружка, – говорил профессор Потемин. – Была одна, стала другая! Опоздал на свидание, так она подождет! А если диагноз опоздал поставить, человек и помереть может!..

– Пошли, – сказал он Косте, покосился на хирургическую пижаму с завернувшимся рукавом, еще больше от этого расстроился и натянул пиджак.

Он вышел из кабинета, и Костя вышел следом за ним, и тут телефон снова зазвонил.

– Подожди, – попросил он Хромова и вернулся в кабинет.

– Ну, этак мы до вечера не уедем! – сказал тот.

Долгов махнул на него рукой.

– Да.

– Дмитрий Евгеньевич?

– Да.

– Меня зовут Андрей Кравченко. Помните?

– Нет.

– Вы меня спасли… ну, авария на МКАДе. Помните?

– Нет. У вас какие-то проблемы?

Человек в телефоне растерянно молчал.

Терпение, терпение, напомнил себе Долгов. Черствое отношение к пациентам, которое так любят обсуждать в прессе, должно смениться мягким и нежным. Врач должен любить больного, холить его, лелеять и нежить – так, кажется?..