Татьяна Ярославская - Подождать до рассвета

— Мы с мамой его уже вечером хватились, — сказал Тимур Вите. — В милицию побежали. Только нашла-то его Софья Николаевна. Она на этом стенде его портрет повесила. Та девушка, которой он глазки строил, номер машины записала, когда его увезли. Уже по номеру и нашли и машину, и владельца.

— И теперь на этом стенде всегда моя физиономия висит. Вот сейчас это магазин новый рекламируется. А в следующем месяце новое полотнище натянут, ночной клуб будем рекламировать.

— Который? — спросил немолодой коротко стриженный мужчина и снял темные очки.

— В черной футболке, смугленький, — ответила женщина, сидевшая на пассажирском сиденье.

— Они все время таким табуном ходят? — он беспокойно забарабанил пальцами по рулю.

— Последнее время — табуном. Раньше вдвоем ходили вон с тем худеньким. Это Кузька, брат его приемный.

— Его не трогать?

— Да мне плевать! Главное, чтобы этот сученок сделал все, что мне нужно. А он по доброй воле ничего не подпишет.

— Ты не могла все сделать раньше?

— Нет, не могла. Пусть хозяин скажет спасибо, что я все подготовила. Только и ждала, чтоб Каримов из города убрался, его на кривой козе не объедешь. Да и сын у него не дурак. Думаешь, ему можно что-нибудь подсунуть? Юрист, блин, недоношенный! Это Машку можно обмануть, она дура дурой.

— А ты ее не любишь, — усмехнулся мужчина.

— Да я ее ненавижу! И ее, и Каримова, и этого их выродка.

— Выродок-то, однако, крепенький будет.

— И что? Твои орлы с этим сопляком не справятся?

— Справятся, не волнуйся. И все же, — он никак не хотел оставлять тему. — Чем же тебе эта семейка так насолила?

— А то ты не знаешь? Я же любила Каримова, гада! Замуж за него собралась, дура. Думала, мужик свободный, разведенный. Думала, любит. А он спал со мной, а любил эту свою Машку! Боже, как я его ненавижу!

— Ненавидишь, как же, — проворчал мужчина. — Ты его любишь до сих пор, вот и бесишься.

— А ты, никак, ревнуешь? — с ноткой презрения произнесла женщина.

— Больно надо. Какое мне дело, с кем ты там спала. И потом — он ведь с тобой неплохо расплатился. Не жалко его? Не стыдно?

— Представь себе, нет. И вообще, я все это делаю не из мести и не бесплатно. Ты, кстати, тоже. Интересно, хозяин тебе поручит убить Каримова, когда все будет готово?

— Никто его убивать не будет, — скривился мужчина. — Кому он нужен? Он сам все отдаст, все, что у него останется, и пусть катится на все четыре стороны. А я бы, наверное, убить не смог.

— Да? А как же старушка-процентщица?

— Кто?

— Мамочка Покровского.

— Как?! Уже? Вот так вот сразу? — испугался мужчина и всем телом развернулся на сиденье.

— А ты как думал? Ты куда капельки-то вылил?

— В эту… В турку на плите.

— Надеялся, что она вдруг разлюбит кофе или джезвочку ополоснет и останется жива? Нет, дорогой мой, эта старая сволочь уже выпила свою последнюю чашку.

— Сдалась вам опять эта рыбалка, — бурчал Кузя, яростно орудуя рыбочисткой. — Рыбу можно и в магазине купить. Не так вкусно, зато комары не жрут и вставать чуть свет не надо.

— Кузя, не ной, — отмахнулся Тимур, — утром комары еще спят.

— Вот-вот, даже комары еще спят, а я в свои законные каникулы даже поспать не могу. А мне, между прочим, скоро опять в анатомичке трупы резать.

Он резким движением вспорол подлещику брюхо.

— И ты не боишься их, трупов-то? — благоговейно прошептал Витя.

— А что нас бояться? — зловеще прошептал Кузя и протянул измазанную рыбьей кровью руку к Вите, тот испуганно отпрянул.

— Ничего он теперь не боится, видишь, какой стал крутой, — хмыкнул Тимур. — А сам на первом занятии в обморок грохнулся.

— Ой, я бы тоже грохнулся, — сказал Витя. — Там, говорят, многие не выдерживают.

— Там — многие. А наш Кузя прямо на крыльце упал, доктор Пилюлькин!

— Ой-ой-ой! — передразнил Кузя. — На тебя бы я посмотрел в этом миленьком местечке!

— Да была у нас практика по судмедэкспертизе, неприятно, но не смертельно. Вить, а ты куда после школы поступать будешь?

— Я в художественное училище хочу. В Архангельске я в кружок ходил, по кости резал. И рисовать люблю. А давайте на рыбалку часика в четыре поедем?

— Утра?! — взвизгнул Кузя и неудачно шлепнул уже обвалянную в муке рыбину на сковороду. Масло плеснуло и злобно зашипело.

— Нет, в четыре часа дня.

— Так не клюет в это время, — сказал Тимур. — У рыбы, как у нашего Кузьки, послеобеденный сон.

— Я там по дороге видел какую-то бетонную домуху брошенную. Давайте ее граффити распишем.

— Давайте! — неожиданно загорелся Кузя. — Тим, это он ведь про подстанцию рыбхозяйства. Ее ведь никто не сторожит?

— Когда размалюем — узнаем, — вздохнул Тимур.

Малые дети, ну что с них возьмешь?

Серая громадина подстанции с девственно чистыми, не тронутыми ни одним бомбером, не помеченными ни одной тегой стенами была замечательным холстом для трех молодых дарований. Тимур в конце концов тоже увлекся идеей Вити Иловенского. В хозяйственном магазине они накупили всевозможной краски в баллончиках. Кассирша, увидев содержимое их тележки, только вздохнула и попросила:

— Пацаны, пожалуйста, наш магазин не разрисовывайте, отойдите хоть за сто метров.

— Что вы, тетя, — распахнул голубые глаза Кузя. — Мы на конкурс едем в специально отведенное место!

— Врать нехорошо, — назидательно сообщил Витя Иловенский, запихивая баллончики в свой рюкзак.

— А я никогда не вру! Место мы сами себе отвели, значит, оно специально отведенное. И кто нам мешает устроить конкурс? У кого лучше всех получится, тому приз.

— Бесплатный пинок под зад от сторожа подстанции, — пообещал Тимур.

— Ты же сказал, она заброшенная!

— Неправда, я такого не говорил.

Подстанция действительно была заброшена. Крыша ее провалилась, внутри было пусто. Все, что можно было куда-нибудь сдать или продать, давным-давно было выдрано отсюда и вывезено. Только ржавые и местами прохудившиеся бочки валялись в углу. Из прогнивших днищ вытекло что-то зловонное, в разогретом воздухе висел тяжелый дух, и щипало глаза.

— Что за дрянь? — сморщился Кузя и тут же выскочил из здания.

— Какие-то идиоты вместо свалки запихнули сюда отходы. Может, не будем этим дышать? — пожал плечами Тимур.

— Так снаружи, вроде, не пахнет.

Еще немного посовещавшись, они плюнули на неведомые бочки, свалили велосипеды в кучу и пошли выбирать себе место для творчества. Решили не трогать стену с солнечной стороны. Витя авторитетно заявил, что краска будет высыхать слишком быстро, да и опять же пахнет сильно. Разошлись по своим сторонам и засекли время: сорок пять минут.

Тимур Каримов побродил немного вдоль своей стены, выбрал самый гладкий участок и стал черной краской рисовать контуры будущего рисунка, как простым карандашом на бумаге. Он задумал нарисовать самурая, который пробивается с мечом сквозь кирпичную стену. Получалось неплохо, но и не то чтобы очень хорошо. Но работа захватила, и он старался, высунув язык.