Елена Арсеньева - Час игривых бесов

Если он дома, конечно... Но даже если дома, пока-а он еще прибежит. К тому же деликатный Сан Саныч отнюдь не вышибет дверь одним ударом – сначала он будет ломиться в дверь, стучать, суетливо вопрошать:

– Алена, что с вами?

Потом, не дождавшись ответа, Сан Саныч примется звонить пренеприятнейшему человеку – Льву Муравьеву, своему закадычному приятелю и бывшему однокласснику, начальнику следственного отдела городского УВД, тоже одному из активнейших участников майского детектива. Этот Лев Муравьев, к слову сказать, Алену Дмитриеву терпеть не может. Чувства эти взаимны. Муравьев наверняка скажет, что писательница с ее закидонами ему жутко надоела, так что пусть сама разбирается со своими проблемами. Конечно, Сан Саныч в конце концов убедит его проявить милосердие и прийти на помощь, но неизвестно, что к тому времени успеет сделать с горемычной писательницей агрессивная тьма...

Стоп. Алена была, разумеется, еще та паникерша, однако все же невозможно сделать своей профессией сочинение детективов и не обладать при этом хоть толикой логики. Вот таку-усенькой толикой, однако в данном случае хватило и ее.

Если бы этот человек с костлявыми волосатыми пальцами хотел «сделать неизвестно что», он бы уже сделал это. Однако он не накидывается на Алену, а ведет себя довольно-таки корректно. Даже сделал попытку ее под ручку подхватить, и не его вина, что она начала шарахаться из стороны в сторону, коленку вон зашибла, а коленку эту надо бы беречь, она и так многажды травмирована, на этой правой коленке у Алены даже случился бурсит три года назад... Гадость ужасная, и, если бурсит вернется, придется сделать перерыв и в шейпинге, и в танцах... Ой, нет!

Так. Если пошли воспоминания о шейпинге и танцах, значит, пациент скорее жив, чем мертв! Эти мысли словно бы протоптали в мозгу Алены тропку для здравого смысла.

И заодно по этой тропке до нее доехало одно слово, которое, конечно, было произнесено для того, чтобы успокоить ее, но сначала потонуло в пучине паники. Это слово было – Саблин.

Саблин! Ее, так сказать, гипотетический работодатель! А, черт бы тебя подрал...

– Вы – Саблин? – выдохнула она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал жалобно и предательски, а звучал ну как минимум с возмущением. – Что все это значит? Что вы делаете в моей квартире? Почему темно? Как вы сюда попали? Почему не пришли на встречу?

– Угадайте с трех раз, – хмыкнул Саблин. – Больно надо, чтоб вы меня видели! Сами не доезжаете? Мне ваша работа нужна, а не наш задушевный треп. Нижний наш – всего лишь большая деревня, а то вы сами этого не знаете. Мало ли где жизнь нас сведет. Сплю и вижу, чтоб вы ко мне на шею с поцелуями кидались!

Саблин, похоже, был столь доволен своим остроумием, что даже хихикнул и издал какое-то странное, удовлетворенное сипение.

Ну а Алена от возмущения на какие-то мгновения потеряла дар речи. Нервно отбросила подушку, но тотчас пожалела об этом, потому что очень захотелось швырнуть ею в Саблина. Зашарила по дивану, но подушка, оказывается, улетела на пол, а вместо нее рука наткнулась на что-то прохладное, небольшое, продолговатое.

Здрасте, да это забытый диктофон! Он сполз с подлокотника под плед. Очень удачно лежит... Палец почти рефлекторно нажал на пуск, и Алена испугалась, что Саблин услышит деликатный щелчок. Однако повезло: именно в это мгновение незваный гость заговорил, причем уже не с теми наглыми, как прежде, а совсем с другими, примирительными интонациями:

– Ладно, ладно, не пыхтите. Я пошутил. Но это только ради вас, честное слово, только ради вашего спокойствия. Слышали небось такую пословицу: меньше знаешь – лучше спишь. Вы все поймете, когда я вам свою жизнь расскажу.

Алена нахмурилась в темноте. Что-то было не то в этом голосе, в словах, которые он произносил...

Нет, непонятно, что ее зацепило.

– Да я и так уже, кажется, все поняла, – пробурчала Алена. – Все эти игры с отключением света и сигнализации – ваших рук дело, да? И меня вы нарочно отправили на эту мифическую встречу – еще и самой предложили выбрать место нашего свидания, ну надо же, как предусмотрительно! Если бы я не поговорила с Жанной, я бы могла подумать, что и ремонт в «Барбарисе» вы подстроили!

Саблин помолчал, как если бы пытался понять, о чем это бухтит возмущенная писательница. А она уже не могла остановиться:

– Не понимаю, почему я должна соглашаться на ваше предложение после того, что вы тут учудили!

Молчание, нарушенное тем же сиплым вздохом.

– Да ладно, Елена Дмитриевна, – наконец-то произнес примирительно Саблин. Похоже, слово «ладно» принадлежало к числу его любимых. – Что такого-то? Каждый как может, так и живет. Если я неудобство причинил, напугал вас, то готов помочь материально. То есть это... ущерб возместить. Сколько вы хотите сверху? Ну, кроме тех пяти тысяч, о которых был уговор? Скажем, две я накину. Согласны, что ли? За ваши хлопоты.

Что? Ей послышалось, что ли? Он предлагает за написание романа не пять, а семь тысяч евро?

Интересное кино!

Конечно, первым побуждением строптивой и гонористой писательницы было чрезвычайно вежливо спросить: «А не пойти ли вам на?..» Однако она промолчала. Две тысячи евро были для нее суммой немаленькой. И вообще, хоть она считала деньги всего лишь средством, а не целью, относилась к ним чрезвычайно легко, тратила запросто (честно говоря, была невероятной транжирой), однако доставались-то они Алене весьма тяжело. Зарабатывала она их, без преувеличения, каторжным трудом. Само собой, этот труд доставлял ей огромное удовольствие, помогал испытать интеллектуальный кайф, не измеримый никаким всемирным эквивалентом, однако... однако, напомним, она была Дева, то есть, при всей своей романтичности с налетом безумия, всегда ощущала под ногами землю-матушку. Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, а в обществе, основанном на власти денег, не может быть свободы реальной и действительной... Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания!

Насчет проданной рукописи – это Александр Сергеевич Пушкин. Насчет зависимости от денежного мешка – это Владимир Ильич Ленин. Если Алена охотно и ежемесячно продается «денежным мешкам», осуществляющим руководство издательством «Глобус», то следует быть до конца последовательной и хотя бы на время продаться очередному «денежному мешку», который за работу, строго говоря, совершенно никакую предлагает ей эквивалент несоизмеримо больший! А что до унижения и страха, которое тебе привелось испытать по милости этого самого Саблина... Призови на помощь свою пресловутую Девью практичность и постарайся в будущем использовать эту совершенно детективную ситуацию в каком-нибудь романчике. Таким образом, как справедливо выразился господин Саблин (или как его там) в их телефонном разговоре, и овцы будут сыты, и волки целы!