Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез

– Молчи, а то… – И вслед за этим что-то острое воткнулось в бок Якушкиной.

Нож! Грабители! Куртку проткнули! На нее напали! Сейчас они ворвутся в квартиру… Хотя что там брать? Нищета! Увидят ее убогое жилье да еще и прирежут от разочарования…

Между тем чужие руки обшарили ее карманы, вырвали сумку и нашли там ключ. Якушкина ничего не видела от страха, но слышала, как скрежетнул ключ в замочной скважине, как скрипнула, отворяясь, дверь.

«А если бы моя квартира на охране была? – подумала Якушкина. – Прутся без всякой опаски! А вдруг сработала бы сигнализация и сейчас милиция бы приехала?»

Сигнализации не было, милиция не приедет. Однако смелость и уверенность разбойной парочки настораживали. Наверное, эти двое знали о том, что квартира не охраняется. «Может, они за мной следили? – в ужасе предположила Якушкина. – Следили, все про меня вызнали, что я одна живу… Но уж тогда они должны знать, что взять у меня совершенно нечего!»

Господи, да за что, за что это ей? Правду говорят, что беда одна не ходит! То помер мужик этот в ее вагоне, а убийцу вроде бы так и не нашли, то вот, пожалуйста, ограбление…

Между тем Якушкину втолкнули в квартиру и заперли дверь. Повеяло знакомыми запахами родимого жилья, и Якушкина мимолетно удивилась, что у нее такая пахучая квартира, оказывается. Как ни странно, пахло рыбным супом, который она варила позавчера вечером. Ужасно захотелось есть, Якушкина проглотила слюну, но чуть не подавилась, так сильно сдавливал ее шею локоть мужчины.

Ужас! Ужас! На нее напали! Но чего они хотят? Уж грабили бы да уходили, только бы все это скорей кончилось!

Несколько мгновений они втроем стояли в темноте, и Якушкина удивилась, почему разбойные люди не включают свет. Ага, понятно, не хотят, чтобы она видела их лица. И хорошо, и хорошо, не надо ей ничего видеть, она ничего знать не хочет! Но вот что-то зашуршало, а потом на глаза Якушкиной было что-то проворно наклеено. Липкое, пахнущее больницей… Пластырь! Ей пластырем глаза заклеили!

Якушкина иногда, когда вечер бывал свободным, смотрела сериалы. Детективы тоже, хотя она их не любила. И все же кое-какие принципы поведения преступников она из детективов усвоила, а потому сейчас лихорадочно размышляла: если бы хотели ее убить, то убили бы сразу. Если боятся, как бы она их, грабителей, потом не признала, значит, у нее это потом все-таки будет. И еще это значит, что она сможет встретиться с этими сволочами на узкой дорожке… Может быть, она их и раньше видела, да забыла? Может быть, они в ее вагоне когда-нибудь ездили? Вообще-то, у Якушкиной была очень хорошая память…

В это мгновение мертвая хватка на ее горле ослабла, грабитель руку убрал, но острие продолжало втыкаться в бок.

«Может, я уже кровью истекаю?» – в ужасе спохватилась Якушкина, но окончательно испугаться не успела, потому что над ее ухом снова зазвучал тот же хриплый голос:

– Проходи вперед. И тихо, тихо, если жить хочешь… Поняла?

Голос звучал надсадно, и Якушкина сообразила, что напавший на нее человек нарочно хрипит, меняет голос, чтобы она его потом не смогла узнать. Забыл, что там, у подъезда, говорил с ней нормально! Но хотя память у нее и правда хорошая, вряд ли она сможет узнать тот голос. Жалко, не знала заранее…

Острие глубже вонзилось в бок, Якушкина тихо охнула и послушно двинулась вперед. Конечно, квартиру свою она знала и с закрытыми глазами, а потому поняла, что ее привели в единственную комнату, вытряхнули из куртки (шапка еще раньше упала где-то в коридоре), стянули чем-то клейким и жестким запястья и лодыжки (наверное, скотч, как в детективах показывают!) и усадили на диван-кровать. Острие при этом убрали, но не успела Якушкина вздохнуть с облегчением, как на ее шею надели… петлю. Честное слово, петлю! И петля эта довольно туго захлестнулась на горле!

– Слушай меня, – заговорил другой голос, тоже хриплый и неестественный, но Якушкина сразу поняла, что этот голос – женский. – Мы не грабители, так что ты за свое добро не бойся. И с тобой ничего не случится, если ты на наши вопросы ответишь. Но если начнешь врать или твердить «не помню» да «не знаю», мы тебя будем душить. Крикнешь – придавим накрепко. Поняла? Существуют также и другие средства человеку язык развязать. Болезненные средства… Утюги раскаленные на живот ставят не только в кино, ясно? Так что лучше все сразу говори, если не хочешь новых ощущений. Не самых приятных, поверь.

– Для начала мы тебе продемонстрируем, что это такое, – сказал другой, мужской голос. И петля на горле Якушкиной зашевелилась, как живая. Туже сходилась, туже… Вот стало больно, вот уже нечем дышать…

И в этот миг Якушкина почувствовала, что ей стало мокро сидеть.

– Фу, – с отвращением сказал женский голос. – Рано пугаешься. Все еще впереди!

«Да я обмочилась со страху!» – поняла Якушкина. Говорят, если кто вешается, он тоже мочится нечаянно. Какой стыд! Эх, тут не до стыда. Какой страх! И какая боль!

Петля разошлась.

– Чего вам надо? – прохрипела Якушкина.

Теперь она хрипела так же, как ее мучители. Только в отличие от них она ничуточки не притворялась!

– Ты почему теперь на «Буревестнике» работаешь? – спросила женщина.

Якушкина даже ушам не поверила, когда это услышала.

Что?! На нее напали, ее мучить начали только ради того, чтобы узнать, почему она ушла с «Нижегородца»? Да нет, она что-то не расслышала, не так поняла!

– Оглохла? – сказала женщина, и петля снова зашевелилась на горле Якушкиной.

– Нет, не надо! – взвизгнула та. – Я скажу. Меня попросили в другую бригаду перейти. У нас происшествие неприятное случилось, в моем вагоне человек умер. Ну и начальник поезда после этого случая со страху на пенсию ушел, а мне в управлении сказали, что некоторые пассажиры интересуются, у какой это проводницы мрут люди в вагоне. И если узнают, что я в составе бригады, то ехать отказываются.

– Чушь какая, – пробормотала женщина.

Якушкина была согласна, что это чушь. Мало ли какие разговоры ходили вокруг того случая! Некоторые даже уверяли, что это убийство, но ведь официально никто об этом не заявлял! А даже если и убийство, Якушкина-то тут при чем?

– Чушь, – повторила женщина. – И даже не думай, что я в это поверю. Ты сама ушла… Хорошо, что ты сама заговорила о том происшествии, потому что мы как раз о нем хотим кое-что разузнать. У того человека, который тогда умер, была одна вещь. Очень ценная. Она пропала. Мы думаем, что это ты ее взяла. Украла у мертвого, мародерша поганая. Отдай ее, тогда останешься жива и мы тебя пытать не будем.

Якушкиной казалось, будто все это происходит не с ней. Эти жуткие слова не ей говорятся, и не ее шею захлестывает петля, которая снова зашевелилась и начала теснить горло. И в то же мгновение весь воздух в мире исчез. Якушкина забилась, замолотила ногами в пол, заколотила руками по коленям.