Синди Майерс - Рискованное турне [litres]

– Немного.

Энди легонько коснулась пальцами его плеча, затем наклонилась и поцеловала синяк. Прикосновение было легким, но он резко втянул воздух сквозь зубы.

– Прости, – тут же извинилась Энди, подавшись назад. Но Саймон вновь притянул ее к себе.

– Боль тут ни при чем, – хрипловатым голосом проговорил он. Его глаза потемнели от страсти.

Энди мгновенно ощутила совсем иной голод, который весь день дремал где-то в глубине. Желание нахлынуло всепоглощающей волной. И, прильнув к Саймону, она поцеловала его, вложив в этот поцелуй всю тоску и страсть.

– Ты – самая удивительная из всех женщин, кого я знаю, – выдохнул Саймон, поглаживая ее по щеке, словно пытаясь убедиться в том, что она реальна.

– Идем со мной в постель, – взмолилась она. – Я хочу быть с тобой.

– Я тоже этого хочу, – признался Саймон. – Но ты уверена? Ребенок ведь…

– Можем внести кое-какие… поправки, чтобы не навредить малышу. Я думаю, что сейчас это необходимо нам обоим.

Вместо ответа, он вновь поцеловал ее.

Саймон последовал за ней в спальню, где они обнаружили незастеленную кровать.

– Белье должно быть в шкафу, – вспомнила Энди, направившись к узкой двери. Саймон проводил ее взглядом, отметив осторожную, тяжелую походку женщины, которая вот-вот родит. Еще было время остановиться, развернуться и выйти из комнаты и из дома… Он мог бы расчистить снег или нарубить дров – словом, найти другой способ справиться со страстью.

Но Энди обернулась и счастливо улыбнулась ему – так, словно он был единственным человеком, которого она когда-либо хотела, и он понял, что не уйдет, разве что она сама прогонит его. Саймон забрал у Энди стопку простыней, и его пальцы невзначай коснулись ее груди, отчего напряжение в паху стало заметно более ощутимым.

Они вместе застелили кровать, а затем она начала раздеваться. Зачарованный, Саймон наблюдал за тем, как она снимает с себя одну вещь за другой, обнажая полные, тяжелые груди и налитой живот. Энди была живым воплощением женственности, и его естество не могло не откликнуться на этот призыв.

– Ну и? – бросила Энди, глядя на его брюки.

Саймон быстро разделся, побросав вещи на пол, и встал у нее за спиной, лаская пышные изгибы, осыпая поцелуями округлые плечи и нежную кожу на шее, обхватив пальцами полную грудь и жалея (уже не в первый раз), что ребенок, которого ждет Энди, не от него.

Она обернулась, обхватила его лицо ладонями и поцеловала, глубоко, страстно. Глаза разгорелись от желания, дыхание участилось.

– Я больше не хочу ждать, – выдохнула Энди.

– И я, – согласился он.

Она опустилась на колени на постель, и Саймон склонился к ней сзади, лаская округлую попку.

– А это что? – удивился он, погладив большим пальцем татуировку на изгибе ягодицы – нераскрывшийся розовый бутон.

Энди с усмешкой обернулась через плечо.

– Мой маленький секрет.

– Теперь и мой тоже.

Саймон провел обеими руками по шелковистой коже спины, склонившись еще ниже, бережно обхватил налитые груди.

– Да-а, как хорошо! – простонала Энди. Она закрыла глаза и призывно выгнулась.

Она была готова, и Саймон осторожно, медленно вошел в нее. Когда нежная плоть обхватила его естество, он едва не лишился рассудка. Саймон крепко обнял ее, начиная осторожно двигаться. Коснулся пальцами чувствительного местечка у нее между ног, и Энди застонала, резко подавшись ему навстречу. Ее страсть еще сильнее распалила Саймона, но он сдерживался, желая доставить удовольствие ей, чтобы оно было не менее ярким, чем его собственное.

Энди легко двигалась под ним, задавая темп, встречая каждый его выпад с закрытыми глазами и чувственной улыбкой на лице, и наконец тихо застонала, неприкрыто наслаждаясь их единением. Наблюдая за ней, Саймон окончательно потерял голову. Напряжение, нараставшее в ней, передалось и ему. Наконец Энди достигла пика, выгнувшись в его объятиях, и тогда он тоже шагнул за край, крепко прижавшись к ней, а после, задыхающийся и обессиленный, опустился на кровать возле нее, забыв обо всех сомнениях и боли.

Они уснули, удовлетворенные, счастливым сном тех, кто нашел безопасную гавань в объятиях друг друга.

Когда Саймон проснулся, тусклый серый свет еще пробивался сквозь занавески. Он поднялся с постели. В шкафу обнаружилось одеяло, которым он накрыл Энди. Взяв свою одежду, вышел из спальни и оделся, затем подбросил дров на тлеющие угли.

Снег уже перестал сыпать, укрыв землю добротным белым одеялом, смягчив острые углы и грани, размыв привычные очертания. Саймон обошел хижину по периметру, оценивая ее надежность и возможные способы обороны.

Расчистив дорожку к туалету, Саймон решил припарковать машину подальше от крыльца, за домом. Дым, идущий из трубы, и свет в окнах были явными признаками того, что внутри кто-то есть, но лишняя осторожность не повредит. Снова направившись к дому, он встретил Энди, она возвращалась из туалета.

– Куда-то собираешься? – спросила она.

– Только вместе с тобой. – Саймон притянул ее к себе. – Может, поужинаем?

– Вот он, кратчайший путь к моему сердцу!

Они решили поесть у очага. Саймон устроил Энди на диване, а сам разогрел суп и подал тарелки на подносе.

– Здорово, – вздохнула она.

– Точно, – согласился Саймон. – Расскажи мне про этот розовый бутон, – попросил Саймон. – Как ты дошла до жизни такой – сделала татуировку на… филейной части?

Энди рассмеялась.

– На спор. Всем казалось, что у меня идеальная жизнь – внешность, деньги и престиж. Но зато у меня не было свободы. За мной всегда кто-то наблюдал – отец, телохранители, которых он нанимал для моей защиты, репортеры, следившие за каждым нашим шагом.

– И в знак протеста ты сделала тату.

Энди снова рассмеялась – серебристым, переливчатым смехом.

– Забавно, да? У меня ведь не было периода подросткового бунта. Пришлось наверстывать. Я сделала татуировку – цветок, да еще в таком недоступном месте. – Она пожала плечами. – Я была хорошей девочкой. Но этого всегда было мало, от меня ожидали большего. Мне так и не удалось стать папиной идеальной дочкой.

– Я знаю, каково это, – сочувственно кивнул Саймон.

Энди коснулась его колена.

– Твой отец хотел, чтобы ты стал офицером полиции, как он? Уверена, он бы тобой очень гордился.

– Мне никогда не сравняться с ним, – возразил Саймон. И это было правдой. Его отец был слишком хорошим и искренним человеком, как и его мать, и дяди, и тети. Они все посвятили жизнь служению людям. Саймон же был сделан из другого теста. Он понял это еще в юности и был уверен, что для близких эта разница тоже очевидна. Его родные были словно святыми, и он на их фоне оставался паршивой овцой.

– Ты лучший коп из всех, кого я знаю. – Энди сжала его колено и, склонившись к Саймону, поддразнила его: – Зато татуировок у тебя нет, ведь так? Или я что-то упустила?