Карен Уайт - Особняк на Трэдд-стрит [litres]

Karen White

THE HOUSE ON TRADD STREET (TRADD STREET BOOK 1)

© Бушуев В. перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Оловянные отражения алого гибискуса окрашивали заляпанные грязью окна старого дома, подобно счастливым воспоминаниям о юности, запертым внутри дряхлого старика. Осыпающиеся фронтоны над окнами придавали дому постоянно хмурое выражение, а вот отфильтрованные пологом листвы лучи солнца, падавшие на выщербленные колонны боковых веранд, раскрашивали дом надеждой. Казалось, он просто замер в ожидании чуда.

Я рассматривала дом, пытаясь своим риелторским разумом узреть прошлое этой убогой развалины. Передо мной был типичный чарльстонский особняк, повернутый перпендикулярно к улице, отчего его боковая сторона упиралась в тротуар. Входная дверь с богато украшенным карнизом и изящными декоративными кронштейнами открывалась на выходившую в сад веранду, где – я знала это – располагался главный вход в дом.

Я сморщила нос, готовясь уловить неизбежный запах пыли и тления, с которым непременно столкнусь, когда войду в дом. Несмотря на завидное местоположение к югу от Брод-стрит, клюнуть на такое предложение мог либо слепой, либо круглый дурак. Мой обширный опыт продаж недвижимости в исторической части города подсказывал последнее.

Мое внимание привлек ритмичный пульс веревки, трущейся о ствол дерева, отчетливо слышимый в душном утреннем воздухе Чарльстона. Я даже подошла к кованой железной ограде и заглянула в боковой сад. Не знаю, что заставило меня остановиться – любопытство или простое нежелание идти дальше. Я ненавидела старые дома. Что может показаться странным, ведь именно они были моим, так сказать, коньком в сфере торговли недвижимостью. С другой стороны, может, это не так уж и странно, если принять во внимание истоки моей неприязни.

В любом случае старые дома давали мне массу причин не любить их. Начнем с того, что они провоняли лимонным маслом и пчелиным воском, смешанным с нафталином. Им всегда сопутствовала шаркающая походка пожилого хозяина или хозяйки, слишком старых, чтобы ухаживать за домом, но слишком упрямых, чтобы окончательно махнуть на него рукой. Как будто владелец дома исчерпал надежду найти в будущем нечто такое, что будет таким же хорошим, как прошлое.

Печально, не правда ли? В конце концов, это всего лишь штукатурка и древесина.

Ничего не увидев, я толкнула упрямую калитку, поросшую ползучим жасмином. Ржавые петли неохотно сдвинулись с места. Я осторожно прошла по потрескавшейся дорожке через некогда идеально ухоженный, а теперь изрядно запущенный сад, стараясь не попадать шпильками в трещины и сторонясь высоких сорняков, чьи колючки могли бы без всякого повода разорвать мои чулки и шелковый костюм.

Мое внимание привлек силуэт в дальней части сада. Я осторожно шагнула в непролазную чащу сорняков, чтобы разглядеть, что там такое.

Заросшая, неухоженная клумба окружала фонтан, в центре которого, застыв в вечном выдувании несуществующей воды из каменных губ, восседал херувим.

В фонтан давно заползли шустрые сорняки высотой почти мне по пояс и пытались вцепиться в лодыжки херувима. Из выщербленного цементного кольца, окружавшего фонтан, выскочил геккон и помчался по кругу. Прижимая к груди кожаную папку, я последовала за ним, обходя статую, сама не знаю зачем. По моему затылку ручьем стекал пот. Я подняла руку, чтобы вытереть его. Собственные пальцы показались мне ледяными – своего рода предупредительный знак. Я давно научилась распознавать его, еще будучи маленькой. Я приказала себе не обращать внимания на булавочные уколы, пробегавшие по моему позвоночнику и заставлявшие слышать то, чего я не хотела слышать, и видеть то, чего другие люди не могли видеть.

Я уже была готова уйти, но при виде ярко-алого пятна застыла на месте, впившись каблуками дорогих итальянских лодочек в густой перегной. Небольшой участок земли в форме подковы был очищен от сорняков, и там из присыпанной свежей сосновой корой земли росли четыре густых куста ярко-алых роз. Они напомнили мне нарядных молодых девушек, сидящих на задней скамье в полуразрушенной церкви; их аромат в этом заброшенном саду показался мне неуместным. Охваченная печалью, которой здесь был насыщен воздух, я отвернулась.

Давившая на меня духота почему-то имела ледяную сердцевину. Я запыхалась, как будто пробежала марафонскую дистанцию. Спотыкаясь, я проковыляла под тень дуба и, прислонившись к его стволу, подняла голову, пытаясь восстановить дыхание. Я стояла посреди сада, которым, как мне казалось, был пропитан воздух и даже само время.

С древних ветвей дуба фестонами свисал испанский мох, а сами массивные ветви свидетельствовали о долгих годах жизни могучего дерева, чьи корни наверняка тянулись к дому. По заросшему саду все так же разлетался скрип качелей. Повернув голову, я вновь краем глаза поймала промелькнувшую тень.

На мгновение мне показалось, будто я вижу женщину в старомодном платье, толкавшую пустое сиденье примитивных качелей, свисавших с ветви дуба. Картинка была нерезкой, тусклой, смазанной по краям.

Я вновь затылком ощутила булавочные уколы. Резко повернувшись, я зашагала через сад к веранде, не думая о судьбе своих колготок, лишь бы поскорей сделать дело и уйти.

Я пересекла мощенную мрамором веранду и с силой нажала дверной звонок, затем еще раз, мол, давайте, пошевеливайтесь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем из-за двери послышалось медленное шарканье ног. Сквозь матовое стекло дверного окошка, украшенного гравировкой в виде вьющихся роз, я разглядела какое-то движение. Узор на стекле преломлял свет и цвет, дробя силуэт человека по ту сторону двери на тысячи фрагментов.

Я вздохнула, зная, что старику понадобится еще минут пять, чтобы отомкнуть все тугие засовы, и еще двадцать, прежде чем он позволит мне добраться до причин нашей встречи. Знала так же точно, как и то, что, если я повернусь лицом к тому месту, откуда доносится скрип качелей, я ничего там не увижу.

Дверь распахнулась. Увидев перед собой огромные карие глаза, увеличенные чем-то похожим на донышки бутылок кока-колы, втиснутые в проволочную оправу, я удивленно отступила назад. Представший передо мной старик был высокого роста, который не скрадывали даже сутулые плечи под накрахмаленной белой рубашкой и темным пиджаком, из нагрудного кармана торчал аккуратный краешек носового платка.

Выхватив одну из своих визитных карточек, я протянул ее старику.