Дженнифер Арментраут - Влюбись в меня

Надев очки, я вышла из ванной. Рис повязывал черный галстук на кухне. Гладко выбритый, широкоплечий, он отлично смотрелся в костюме, просто прекрасно. Похоже, какую бы пустоту я ни чувствовала, мои интимные места желали другого.

Рис повернулся ко мне, наклонил голову набок и внимательно меня изучил. С субботы мы почти не говорили. Впрочем, он-то пытался меня разговорить и был рядом, хотя я его об этом не просила. Так же и с похоронами. Я не просила его идти со мной, но он собрался раньше меня, и я лю… ценила его за это.

Я подошла к кухонной стойке.

– Ты взял отгулы на работе? – спросила я.

Рис медленно кивнул, поправляя манжеты.

– Да, не хотел оставлять тебя одну.

– Ты не обязан был этого делать, – заметила я.

– У меня были отгулы. К тому же все понимают. – Он подошел ко мне и заглянул в глаза. – Я вернусь к работе на следующей неделе.

– Спасибо. Ты… так меня поддержал.

– Малышка, – сказал Рис, обхватив мое лицо руками, – так ведь и поступают в подобных ситуациях. – Он провел большими пальцами по моим скулам, а мне только этого и надо было. – Я рядом.

Отвернувшись, я зажмурила глаза. Рис прижал меня к груди и обхватил руками. С секунду я не двигалась. Не знаю даже, почему, но когда я обняла его в ответ, мне захотелось, чтобы мы оказались без одежды.

– Это несправедливо, – пробормотала я ему в грудь.

Он поцеловал меня в макушку.

– Несправедливо, – согласился он.

В груди полыхал пожар. Я отстранилась от Риса и глубоко вдохнула.

– Я готова, – сказала я.

И соврала.

Думаю, он это понял.

Прощальную церемонию устроили в похоронном бюро, которое находилось в самом центре кладбища, по размерам не уступавшего небольшому городку. Дорожки извивались под ветвями могучих дубов, которые еще не сбросили листву. Место было спокойным, тихим, болезненно красивым.

Мама с папой уже ждали снаружи вместе с Гордоном и Томасом. Меган стояла рядом с мужем, положив ладонь на округлившийся живот. Все они, даже Томас, обняли меня, хотя мне этого не хотелось. Было бы лучше, если б они поздоровались со мной так же, как с Рисом, ограничившись кивком и рукопожатием. Этого мне достаточно.

– Милая, – пробормотала мама, целуя меня в лоб. У нее в глазах стояли слезы. – Нет таких слов, которые могли бы хоть как-то помочь в эту минуту.

– Знаю, – прошептала я, отстраняясь от нее и поднимая глаза к безоблачному небу. День был слишком прекрасен для похорон. Я взглянула на папу, которому в строгих брюках и рубашке было столь же неуютно, как и Томасу.

Он перехватил мой взгляд, и я заметила печаль в его спокойных глазах. Чарли был ему как сын. Мои родители всегда о нем заботились. Я понимала, что теперь они тоже страдают.

– Пойдем со мной, милая, – сказал папа, и я подошла к нему. Он положил руку мне на плечо и провел меня сквозь двери.

Рис пошел следом за нами. Я старалась не дышать глубоко, потому что терпеть не могла воздух в похоронных бюро: к аромату цветов там вечно примешивается какой-то специфический запах, о происхождении которого не хотелось и думать.

Я удивилась, когда увидела у гостевой книги Джекса и Каллу.

– Привет, – тихо поздоровалась я, обгоняя отца. – Ребята, я…

Калла подошла ко мне с печальной улыбкой.

– Остальные приехать не смогли, но я решила пропустить сегодняшнее занятие.

– Вы не обязаны были приходить, – сказала я.

– Знаем, – ответил Джекс и похлопал меня по плечу.

Их появление тронуло меня до глубины души. Прежде я такого не испытывала. Теперь же понимала, каково это. Они не знали Чарли, им не довелось с ним познакомиться, но они пришли ради меня.

Мы все вошли в просторный зал, где должна была состояться церемония прощания, и я села между отцом и Рисом, смотря прямо перед собой. Гроб был закрыт, родители Чарли сидели в первом ряду, держа спины прямо, несмотря ни на что. Я понимала, что должна с ними поговорить, но эмоций было чересчур много. Мы с ними не дружили. Мне было неуютно в их стерильном доме. Я прекрасно помнила, как они стыдились Чарли.

И это тоже было несправедливо, ведь Чарли это чувствовал.

Когда церемония подошла к концу, по маминым щекам текли слезы, а папа смотрел перед собой стеклянными глазами. Я не могла заплакать, просто не могла. Не в силах совладать с собой, я поднялась с неудобной скамьи. В груди словно пылал пожар с того самого момента, как раздался телефонный звонок, но внутри меня словно что-то сломалось.

Положив руку мне на талию, Рис поглаживал ее, пока мы ждали своей очереди в центральном проходе. Я с трудом сдержалась, чтобы не развернуться и не броситься к нему в объятия.

По дороге к выходу я заметила Генри, который как раз выскользнул из зала через боковую дверь. Застыв, я смотрела на то место, где он только что стоял, не зная, что и чувствовать. Генри пришел проститься с Чарли. Несколько недель назад я бы рвала и метала из-за этого, не в силах унять ярость, но теперь… мне хотелось рассмеяться истерическим, безумным хохотом, усесться на пол посреди этого зала и смеяться не переставая.

– Малышка, ты в порядке? – спросил Рис.

Я медленно кивнула, поняв, что кажусь полностью слетевшей с катушек.

Он взял меня за руку.

– Если хочешь, можем задержаться на пару минут.

Боже, он был… так заботлив.

– Все в порядке, – подтвердила я.

Пожалуй, каждая собака в округе понимала, что это не так, но Рис лишь крепче сжал мою руку и повел к выходу из похоронного бюро.

По кладбищу мы шли в тишине. Наша группа остановилась немного в стороне от могилы. Заметив подъехавший катафалк, я поспешно отвела глаза и увидела зияющую черную яму.

Я вздохнула и ощутила запах влажной плодородной почвы. Это происходило на самом деле. Все было кончено. Никаких больше встреч по пятницам. Никакой надежды, что однажды Чарли станет лучше, что он посмотрит на меня, назовет по имени. И скажет, что это не моя вина.

О боже. Я задрожала всем телом.

Рис выпустил мою руку и обнял за плечи. Наклонив голову, он поцеловал меня в висок, и сердце сжалось у меня в груди. Мне даже показалось, что у меня вот-вот случится приступ.

Я представила, что стою не на похоронах Чарли, а на похоронах Риса. Может, это и было сущим безумием, но у него была опасная работа, а потому такое развитие событий не казалось невероятным. Вполне мог настать день, когда мне пришлось бы прийти сюда, чтобы проститься с ним.

Мне не хватало воздуха.

Меня терзала боль. Я не могла больше терпеть. Повернувшись к Рису, я сказала ему об этом.

– Ладно, я уведу тебя отсюда, – сказал он, и я поняла, что он ничего не понял. Он не мог этого понять. Рис повернулся к моему отцу и что-то тихо сказал ему на ухо. Папа кивнул, после чего, не говоря больше ни слова, он повел меня прочь от могилы.