Лорен Кейт - Падшие

– Я по-прежнему не понимаю, почему это так важно? – Люс недоумевала. – Почему я так важна? Только потому, что Дэниел меня любит?

Он вздохнул.

– Отчасти поэтому, как бы невинно это ни звучало.

– Знаешь ли, многим не по душе такие вот счастливые парочки, – встряла Арриана.

– Милая, это очень долгая история, – сообщил голос рассудка в лице Габби. – И рассказывать ее тебе мы сможем лишь понемногу за один раз.

– И, как с моими крыльями, – добавил Дэниел, – большую часть тебе придется осознать самой.

– Почему?.

Этот разговор принес столько разочарований. Люс чувствовала себя ребенком, которому говорят, что он все поймет, когда вырастет.

– Почему вы не можете просто помочь мне понять?

– Мы можем помочь, – уточнила Арриана, – но не хотим вываливать на тебя все разом. Это как с лунатиками, бытует мнение, что их не следует резко будить. Слишком уж опасно.

Люс обхватила себя руками за плечи.

– Это меня убьет, – произнесла она вслух то, что так тщательно обходили остальные.

Дэниел обнял ее.

– Так уже бывало. А для одной ночи тебе уже вполне достаточно встреч со смертью.

– И что теперь? Мне нужно покинуть школу? – она посмотрела на него. – Куда ты меня заберешь?

Он нахмурился и отвел взгляд.

– Я никуда не могу тебя забрать. Это привлечет слишком много внимания. Мы собираемся положиться на кое-кого другого. Есть тут один смертный, которому мы можем доверять.

Он покосился на Арриану.

– Я его приведу, – откликнулась та.

– Я тебя не оставлю, Дэниел, – возразила Люс, и ее губы дрогнули. – Ты ведь едва вернулся ко мне.

Он поцеловал ее в лоб, пробудив в ней тепло, разлившееся по всему телу.

– К счастью, у нас есть еще немножко времени.

Заря. Начало последнего дня, который Люс увидит в Мече и Кресте, за… ну, словом, она сама не знала, как долго. Воркование одинокого дикого голубя разносилось по шафранному небу, когда она вышла из заросших кудзу дверей спортзала и медленно направилась в сторону кладбища, держась за руки с Дэниелом. Проходя по двору, оба молчали.

Перед тем, как покинуть придел, остальные убрали крылья. Это был трудоемкий, отрезвляющий процесс, оставивший их полусонными, когда они вернулись в человеческий облик. Даже своими глазами наблюдая за превращением, Люс не могла поверить, что огромные сияющие крылья могут сделаться столь крохотными и хилыми, а потом и вовсе исчезнуть в ангельской коже.

Когда все закончилось, она провела ладонью по спине Дэниела. Впервые он показался ей застенчивым и чувствительным к ее прикосновению. Тем не менее, кожа была гладкой и безупречной, как у младенца. А на его лице, как, впрочем, на лицах их всех, по-прежнему мерцал серебристый свет, пылающий изнутри и лучащийся во всех направлениях.

Под конец они отнесли Пенн вверх по крутой каменной лестнице в придел, начисто смахнули с алтаря осколки стекла и уложили ее там. Этим утром им никак не удастся ее похоронить. Во всяком случае, по словам Дэниела, не на кладбище, битком набитом смертными. Так непременно и будет.

Люс оказалось мучительно больно смириться с тем, что придется удовольствоваться несколькими прощальными словами, обращенными к подруге здесь, в приделе.

– Теперь ты с отцом, – только и нашлась она. – Уверена, он счастлив вновь встретиться с тобой.

Дэниел похоронит Пенн, как подобает, едва в школе уляжется шум. Люс покажет ему, где находится могила ее отца, чтобы она смогла упокоиться с ним рядом. Это самое меньшее из того, что девушке хотелось бы сделать для подруги.

Пока они шли через школьный двор, на сердце у Люс было тяжело. Джинсы и майка казались растянутыми и грязными. Ногтям требовался хороший уход, радовало только отсутствие вокруг зеркал, благодаря чему не бросалось в глаза то, что творилось на голове. Ей так хотелось бы отмотать назад мрачную половину ночи, а больше всего прочего спасти Пенн, но при этом оставить лучшие мгновения. Сладкий трепет, когда она угадала истинную природу Дэниела. Миг, когда он явился ей в полном блеске своей славы. Зрелище того, как расправили крылья Габби и Арриана. Этой ночью произошло столько всего прекрасного.

И столь многое из этого обернулось полнейшим гнетущим крахом.

Люс ощущала его, витающего в атмосфере, словно зараза. Читала его на лицах учащихся, бродящих по двору. Любому из них еще слишком рано просыпаться, а значит, все они должны были в какой-то мере услышать, или увидеть, или почувствовать битву, случившуюся этой ночью. Что они поняли? Ищет ли кто-нибудь Пенн? Или мисс Софию? Как они объясняют происшедшее? Все держались по двое и переговаривались приглушенным шепотом. Люс отчаянно хотелось задержаться рядом с кем-нибудь подольше и подслушать.

Дэниел сжал ее руку.

– Не волнуйся. Просто изобрази на лице недоуменное выражение, как у любого из них. И никто не обратит на нас внимания.

Хотя она и ощущала себя крайне подозрительной, он прав. Никто из ребят не задержался на них взглядом дольше, чем на ком бы то ни было еще.

У ворот кладбища полицейские мигалки вспыхивали синим и белым, отражаясь в дубовой листве. Вход был перегорожен желтой лентой.

Люс заметила впереди темную фигуру Рэнди, вырисовывающуюся на фоне восхода. Она расхаживала перед кладбищенскими воротами и орала в беспроводное устройство, прицепленное к воротнику бесформенной рубашки-поло.

– Думаю, вам следует его разбудить, – прикрикнула она на микрофон. – В школе происшествие. Я же вам говорю. Да не знаю я.

– Должен тебя предупредить, – Дэниел обратился к Люс, уводя ее дальше от Рэнди и мигающих огней полицейских машин, сквозь дубовую рощу, ограждавшую кладбище с трех сторон. – Там, внизу, тебе многое покажется странным. Манера Кэма вести бой несколько грязнее нашей. Она не жестокая, просто другая.

Люс полагала, что теперь уже немногому удастся ее встревожить и, определенно, не зацепить нескольким опрокинутым статуям. Ребята пробирались по лесу, хрупкая палая листва шуршала у них под ногами. Девушка вспомнила о том, как прошлой ночью эти деревья поглотило грохочущее облако теневой саранчи. Теперь от той не осталось и следа.

Вскоре Дэниел указал на изрядно погнутый участок кованой ограды.

– Мы можем войти здесь и при этом остаться незамеченными. Правда, придется поторопиться.

Выйдя из-под укрытия деревьев, Люс, наконец, поняла, что он имел в виду, говоря о том, каким ей покажется кладбище. Они стояли на самом краю, неподалеку от могилы отца Пенн в восточном углу, но разглядеть что-то дальше, чем в нескольких футах, оказалось невозможным. Воздух над землей казался настолько плотным, что его с трудом можно было вообще расценить, как воздух. Он был густым, серым, песчаным, и Люс приходилось разгонять его руками, чтобы смотреть перед собой.