Марина Крамер - Школа выживания волчицы

Он пожал плечами:

– По-всякому. Иногда интересно, иногда трудно. Сейчас вот голова забита тем, к чему я в нормальной жизни и близко бы не подошел. К крови не могу привыкнуть, к убийствам. Карепанов говорит: надо иной раз выпить, чтобы прошло, а у меня душа не лежит, ты знаешь.

Ольга знала. Отец Ильи сильно пил и погиб под колесами автобуса, Елена Дмитриевна не держала в доме ни капли спиртного и очень боялась, что Илья пойдет по стопам отца. К счастью, если это можно так назвать, у него обнаружилась довольно редкая непереносимость алкоголя, и первая же выпитая в подростковом возрасте рюмка убедила Илью, что по этому пути он не двинется при всем желании.

– А Карепанов как? – продолжала расспрашивать Ольга. Забыть собственный недолгий и не особенно приятный опыт работы с Борисом Евгеньевичем ей пока не удалось.

– Да вроде ничего мужик. Только иной раз как вцепится в какую-то ерунду – не оторвешь. А я понять не могу, к чему это. Вот как с мечом этим. Сама скажи, какая разница, кто его сделал? Разве это поможет нам убийство раскрыть?

– Как посмотреть. Иногда, знаешь, какая-то мелочь, которая кажется тебе неважной, вдруг оказывается определяющей. А выводы скороспелые могут человеку жизнь поломать. Я вон как облажалась в свое время – сложила, называется, два и три. Раз есть в доме мечи, а трупы как раз при помощи меча образовались, стало быть, владелец мечей и есть этот убийца, – со вздохом произнесла Ольга, когда официант поставил перед ней высокий бокал с латте. – А он оказался невиновным. И меч у него украли. И если бы не жена, так и сел бы за пять убийств, которых не совершал.

– Где я мог слышать эту историю? – наморщил лоб Илья, в памяти которого смутно всплывали обрывки подобного рассказа.

– От Карепанова небось и слышал. Я же с ним тогда на трупы выезжала, с Нарбусом работала. – Ольга помешала напиток трубочкой, попробовала и добавила сахар. – И зациклило меня на мечах, самурайских историях и японском языке. До сих пор стыдно вспоминать, как я вынюхивала в доме человека, который меня обучал. Фу, противно. Удивляюсь, как они меня потом на порог вообще пустили, до сих пор же дружим.

– Точно! – хлопнул себя по лбу Илья. – Борис Евгеньич же и рассказывал! Александр Михайлович, да? Сайгачев?

– Да.

– Слушай, а правду Карепанов сказал, что вроде как он из блатных, уголовных?

– Из каких?! – едва не поперхнулась кофе Ольга. – Ты чушь-то не пори. Он востоковед и мастер единоборств.

– Ладно, не хочешь – не говори. Давай к делу. О чем тебе говорит имя Мурамаса?

– Был такой оружейник веке в XV–XVI, кажется, даже точно неизвестна дата его рождения. Говорят, его мечи были проклятыми – не могли пылиться без дела, должны были непременно работать.

– Убивать, что ли? – уточнил Илья, и Ольга кивнула:

– Да. Считалось, что без крови меч умирает.

– Бред какой-то.

– Бред не бред, а в семье сёгуна Токугавы Иэясу произошла целая серия убийств и самоубийств, совершенных при помощи меча, который изготовил Мурамаса. Так что в каждой легенде есть доля истины. Мечи Мурамасы, кстати, после этого были объявлены вне закона и практически все уничтожены.

– Уничтожены? То есть их не осталось? Тогда как же?..

– Я же сказала, практически все, – улыбнулась Ольга. – А ты невнимателен к деталям, оперативник. Те мечи, что остались, теперь стоят баснословных денег, но никому из своих владельцев не приносят счастья, скорее наоборот.

Илья потер пальцами переносицу и пробормотал:

– И чем мне поможет это знание?

– А ты подумай. Сопоставь характер ран на трупе и прикинь, могло ли это быть самоубийство, например.

– Вот что угодно это могло быть, кроме этого, – решительно сказал Илья. – Голова-то рядом лежала, и больше никаких повреждений.

– И что? – абсолютно спокойно отозвалась совершенно не шокированная подобной информацией Паршинцева. – Это не значит, что убитый не мог сделать этого сам.

– Оль, ты ведь судмедэксперт.

– Именно поэтому я тебе и говорю: не отметай эту версию. В жизни чего только не бывает.

– Что-то подсказывает мне, что Карепанов рад не будет, – пробормотал Илья, представив, как скривится лицо начальника, когда он выдаст эту версию.

– А это неважно. Есть версия – ее отрабатывают. Мы с Савкой каждую мелочь привыкли на молекулы разбирать, когда заказ отрабатываем.

– Так ты что же, с мужем работаешь? – удивился Илья.

– Да. Как с кафедры ушла, так вот с ним и работаю. Но я больше информацию обрабатываю, а основное, конечно, Савва сам делает, я же не понимаю в этом почти.

– С ума сойти. Никогда бы не подумал.

Ольга рассмеялась:

– Всякое бывает в жизни. А помнишь, как мы с тобой на даче шалаш из сена строили? – вдруг сказала она, и Илья невольно улыбнулся:

– Помню. А потом забирались туда с бутербродами и газировкой и представляли, что мы на необитаемом острове.

– Хорошее было время. – Она перевела взгляд на часы. – Илья, если у тебя еще что-то есть ко мне, так говори, мне уже пора бежать.

Илья полез в сумку и вынул несколько фотографий:

– Вот, посмотри, – он разложил снимки перед Паршинцевой.

Ольга долго перебирала снимки с изображениями мечей, потом сложила их аккуратной стопкой и сказала:

– Боюсь, здесь я тебе ничем не помогу. Я не эксперт, чтобы определить происхождение и стоимость меча на глаз. И с этим точно нужно к Александру Михайловичу.

– Ладно, и на том спасибо, – убирая снимки назад в сумку, проговорил Илья. – И отдельное спасибо за новую головную боль в виде возможного самоубийства.

– Ничего, Илюша, ты умный, разберешься. – Ольга полезла за кошельком, но Гаврюшкин воспротивился.

– Ты уж совсем-то меня не опускай. Мы не настолько мало зарабатываем, чтобы подругу детства кофе не угостить.

– Ты всегда был чертовски галантным кавалером, – рассмеялась Паршинцева и встала. – Мне пора. Звони, если что.

Она обошла стол, легко чмокнула Илью в щеку и пошла к выходу, а он так и остался за столом, немного взволнованный этим мимолетным поцелуем и нахлынувшими воспоминаниями.

Я не люблю, когда Сашка уезжает куда-то до того, как я открыла глаза. Это значит, что и проснулся он раньше, и ходил по комнате на цыпочках, чтобы не потревожить мой сон, и завтракал тоже один. У меня всякий раз остается ощущение, что кто-то украл у меня несколько минут общения с любимым человеком.

Сегодня было то же самое. Проснувшись, я обнаружила, что половина кровати, на которой спал муж, пуста, на балконе проветривается его тренировочное кимоно, в котором он делает упражнения по утрам, а в гардеробной нет одного из костюмов – висит пустой чехол на вешалке. Стало быть, Акела уже уехал. Настроение в такие моменты у меня здорово портилось, и приходилось прикладывать дополнительные усилия, чтобы не выплескивать эмоции на окружающих.