Татьяна Тронина - Гнездо ласточки

– Кира Игоревна, слушая новости из так называемого мира искусства, я уже ничему не удивляюсь. И потом, это же реклама вашему спектаклю, насколько я понимаю? Вся Москва только о вас да о Новом театре говорит. Все билеты на ваш балет раскуплены, к вашему сведению».

Из показаний Брагина Р. Э.:

«…Я в данном случае не могу говорить казенными словами, у меня в голове до сих пор не укладывается, что моего товарища и коллеги, Игоря, больше нет.

Я знал Игоря почти тридцать лет. Замечательный друг, настоящий профессионал. Он ничего не боялся. Всегда на задание шел первым. Даже когда мы обезоруживали банду на окраине Светлорецка, это пять лет назад случилось, – он шел первым, закрывая своих молодых товарищей. Он охранял покой горожан, он работал для людей. Посмотрите, сколько ему вынесли благодарностей! А сколько людей пришло на похороны, чтобы помянуть Игоря добрым словом…

И как семьянин Игорь – отличный мужик. Делал все по дому, налево не гулял, обращался к супруге ласково. Это же видно, когда человек любит своих домашних, когда ради них готов в лепешку расшибиться!

Я до сих пор не понимаю, что же такое произошло с Кирой, его старшей дочерью, которая вдруг решилась поднять руку на родного отца.

Честно говоря, не помню, какой Кира Гартунг была в детстве. Но, когда она прибыла некоторое время назад со своим женихом в наш город, Кира показалась мне весьма странной особой. Я не специалист в этом деле, но тем не менее – Кира была недовольна всеми. За свое недолгое пребывание она всех своих родных умудрилась перессорить.

Что я хочу сказать. Мир здорово изменился. Мы и наши родители жили по другим правилам. Мы стремились любой ценой сохранить семью, мы соблюдали традиции и правила. Женщина хозяйка в доме, присматривает за детьми, а мужчина приносит деньги и выполняет тяжелую работу. Мужчина – голова всему, он решает все важные вопросы, а женщина ему подчиняется.

Вот именно такой и была семья моих друзей – Ольги и Игоря Гартунг.

Они прожили тридцать лет вместе и счастливо жили. И тут приехала Кира, для которой все эти традиции и правила, извините, тьфу.

Она сломала все – только потому, что ей эти традиции показались «неправильными».

И ради каких-то новомодных идей она с легкостью разорила родное гнездо…»

Из статьи театрального критика Наины Гучковой в разделе «Культура» на новостном интернет-портале. Краткая версия статьи:

«Широко разрекламированная премьера балета «Красная Шапочка» на сцене Нового театра грозит стать самым большим скандалом этого сезона.

Детей рекомендуют на премьеру балета в театр не брать. От первоисточника, то есть самой сказки, в сюжете ничего не осталось, как говорят те, кто побывал на генеральной репетиции, и я в том числе. Провокационный внешний ряд, который может восприниматься зрителями как издевка, – дом Бабушки напоминает бордель, откровенные сцены между Красной Шапочкой и Лесником…

Исполнитель роли Волка вызывает негодование – обнаженный татуированный торс, вызывающий грим, чрезмерно эротические движения – словом, типичный мачо нашего времени.

Отдельно стоит сказать о музыке.

Открытие Нового театра и его предполагаемый репертуар позиционировались как нечто авангардное, сенсационное. Но, к сожалению, музыка оставляет желать лучшего. Это, осмелюсь выразиться, попса. Игривые мотивчики, годные для исполнения в ресторане, но никак не в театре. Сама композитор (Кира Гартунг) сейчас находится под следствием, ее обвиняют в убийстве родного отца. Данная история вызвала шок у культурной общественности. В блогосфере активно обсуждается тема «гений и убийство – вещи несовместные».

Конечно, композитор Гартунг совсем не гений. Но, по крайней мере, руководству Нового следовало бы внимательнее относится к выбору тех, с кем они собираются работать…»

Как ни странно, но Тимофей Обозов не чувствовал отчаяния, не переживал и не волновался.

Он просто составил список срочных дел и необходимых мероприятий.

Нашел по рекомендации очень хорошего адвоката. Долго обсуждал с ним, в каком направлении будет работать защита, каким должен быть суд – обычным или с участием присяжных. Ознакомившись со всеми материалами дела, адвокат решил, что выгоднее склониться к суду присяжных.

С одной стороны, это был большой риск – ведь еще на момент следствия стало ясно, что общественное мнение против Киры. Зато, с другой стороны, при таком раскладе был шанс полностью ее оправдать.

Но волноваться, переживать? Нет. То есть, конечно, Тимофей переживал за исход дела… А вот внутри его все пело от счастья.

Кира была жива! Его Кира… Ведь только смерть страшна, только ее уже не исправишь, не отменишь, а все остальное очень даже поправимо.

Единственное, что беспокоило Тимофея, – это психологическое состояние Киры.

Они уже несколько раз встречались на свидании – и каждый раз мужчина замечал, как подавленно выглядит его любимая. Она твердила о том, что совершила страшное преступление, пусть и вынужденно. Она ведь убила своего отца и тем самым нарушила сразу несколько заповедей – не убий и чти отца и мать своих. Пожалуй, именно эта, вторая заповедь – больше всего угнетала Киру. Она нарушила ее…

Тимофей никогда не замечал за Кирой особой религиозности, склонности к фатализму или мистике. Но сейчас творилось нечто странное. Кира твердила, что проклята навек и что никакое раскаяние ее не спасет.

Возможно, дело было не столько в религии, сколько в древних табу, нарушить которые страшно даже современному, здравомыслящему человеку.

Тимофей предлагал Кире поговорить с хорошим психологом – но нет, она решительно отказалась.

– Ты любишь меня? – спросил тогда он.

– Да.

– Ты все еще не передумала выходить за меня замуж?

– Тим, но разве стоит об этом сейчас… еще неизвестно, что меня ждет.

– Кирчу, не увиливай. Ты выйдешь за меня?

– Тим, а вдруг…

– Кира! – заорал он, хотя никогда до этого не кричал на нее.

– Да, – кротко произнесла она.

– Вот так бы сразу, – пробурчал он недовольно. – Ты это, знаешь… не дури. Я мужик, я лучше знаю. А ты должна меня слушаться. Сказал мужик – надо расписаться, значит, надо расписаться. Все.

Кира с изумлением, даже со страхом смотрела на жениха.

Потом вдруг прошептала почтительно:

– Слушаюсь и повинуюсь…

…Первые числа сентября. Еще на днях моросил дождь, люди ходили в плащах и куртках. А потом вдруг лето решило вернуться.

Солнце, тепло. Золотые листья, синее небо. Ярко-красные гроздья рябины.

Так хорошо, так красиво. Душа у Тимофея буквально пела. И настроение не испортилось даже тогда, когда он вошел в серое, мрачное здание следственного изолятора.