Алла Полянская - Невидимые тени

– Но правила должны быть. – Майя понимала правоту Ники, но не до конца была согласна. – Иначе будет хаос. Каждый станет воротить такое…

– Не надо недооценивать людей. Это чисто ментовская заморочка, знаешь – если дать людям оружие, они будут палить друг в друга без разбору. Так и ты: отмени правила лавочных бабушек, и все примутся творить «такое»! Те, кто способен «такое» творить, творит его и так, им плевать на все правила. А вот нормальные люди отчего-то часто оглядываются на чье-то мнение, переживают, как выглядят в глазах знакомых и соседей. Конечно, правила должны быть. И они есть – не убий, не укради… помнишь? Десять заповедей. Остальное – девайсы, которые придумали в разное время разные люди, чтобы держать за яйца глупых сограждан. Все эти комитеты перманентно возмущенных бабушек, все эти тети-моти и разной степени близости родственники, зачем-то взвалившие на себя непосильную ношу борьбы за нравственность людей, жизнь которых их совершенно не касается, – их мнение смело можно игнорировать, а их самих – посылать подальше, потому что твоя жизнь – это только твоя жизнь, и никто ее за тебя не проживет. Понимаешь, о чем я толкую? Только ты сама вправе себя судить. И только ты сама вправе решать, как тебе поступить. А ты ведешь себя так, словно у тебя за спиной стоит воспитатель с ремнем, и ты должна давать ему поминутный отчет. Попустись маленько, Майка, жизнь – удивительно прикольная вещь, и она должна приносить удовольствие.

– Но видишь, вся эта история…

– Она закончится так или иначе. – Ника поднялась, взяв на руки кота. – Все пройдет, а мы останемся. Идем, вещи разберем.

Панфиловский дом совсем рядом, рукой подать, но у двери их ждут четверо охранников. Кивнув им, Матвеев идет в сторону соседнего особняка, рука Майи в его руке. Ника с мужем идут за ними. Они молчат, потому что, несмотря на веселые разговоры и суматоху обустройства, тревога царит в душе каждого из них. Страшнее смерти терять тех, кого любишь. Страшнее потери – ожидание потери, мысли о том, что могут сделать с тем, кто тебе дорог.

– Не думай об этом.

– Что, Майя?

– Ты сейчас думаешь о том, что нам делать, и не знаешь. – Она сжимает ладонь Матвеева. – А Ника права, они пока не причинят нам вреда, потому что Ника должна привести их к ячейке, и она должна быть в нормальном состоянии, чтобы охрана банка не заподозрила неладное и не вызвала полицию.

– Я знаю. – Матвеев сжимает ее руку. – Мы выстоим. Только ситуация уж больно запутанная и странная. И как только мы отдадим то, что Артем хочет получить, он сделает все, чтобы убрать всех нас, потому что мы ему опасны. А есть люди, которые этим деньги зарабатывают. И тут уже не убережешься никак, не будешь ведь всю жизнь в бронированной камере сидеть, да и не жизнь это – ходить, постоянно оглядываясь.

Майя чувствует, как злость поднимается, заполняя ее всю. Она редко злилась, но сейчас она в ярости – и больше не боится.

– Пусть он меня боится. Они оба. – Майины глаза сузились от гнева. – Максим, они убили Леню, захватили его бизнес, они убили бы и меня – я случайно жива осталась. А теперь им еще и ваши жизни понадобились? Пора показать им, что не всегда получаешь то, чего хочешь. Они оба должны за это ответить, полицию и суд я сюда впутаю только тогда, когда буду точно знать, что кто-то из них сядет на всю оставшуюся жизнь. И я придумала, как это сделать.

– Браво. – Олешко смотрит на нее, стоя в дверях панфиловского дома. – Браво, Майя. Давно пора. Только формулировка не та. Не ты придумаешь, а мы придумаем все вместе. Так и будет. Кто-то из них пойдет прямиком в ад, а кто-то сядет в тюрьму. Выбор не богатый, но другого у них все равно нет.

Страх – это не эмоция. Это вещество, которое проникает в кровь, пропитывает все сосуды, пронзает мозг и в узел стягивает кишки. Это не сразу происходит. Просто в какой-то момент опасения появляются, и не надо слишком многого для этого – случайно оброненная фраза, перехваченный взгляд, маленькая нестыковка во вполне невинном процессе шопинга. И вдруг понимаешь: что-то не так. Сначала это забывается, но потом вспоминается снова, и не так, как забытая мелодия песни вдруг всплывает в голове. Всегда есть что-то, что выталкивает воспоминание на поверхность памяти, и опасение, появившееся когда-то, возникает снова.

И оно уже не забывается. О нем начинаешь думать, себе же говорить: нет, это паранойя, не может быть! Но где-то внутри понимаешь – может, и находишь этому «может» массу обоснований. Правда, они не вяжутся с твоей картиной мира – но ведь картина меняется. Нужно просто больше информации.

А потом приходит страх. Он начинается с привычки запираться в ванной, когда купаешься. Посмеиваясь над собой, щелкаешь замком и только тогда возносишься в нирвану мыльной пены и прочих процедур. И дверь в ванную заперта. Смешно, конечно, а все же.

А потом в какой-то момент садишься в машину и думаешь: надо бы проверить тормоза, и вообще. Мало ли. И все равно не веришь себе. Не веришь, а страх растет. Потому что замечаешь то, что раньше проходило мимо внимания. Слова, взгляды, смех, случайные, казалось бы, вещи, но они укладываются в определенную систему.

И когда осознаешь размер угрозы, тогда уже поздно пить боржоми, надо что-то делать. Но как раз это самое сложное и есть. Потому что приходит понимание: все, что сейчас идет наперекосяк и грозит рухнуть, убив обломками тебя, – дело твоих рук. Результат ошибки, которую уже нельзя исправить.

А потом раздается звонок, и хорошо знакомый голос говорит:

– Приезжай завтра, мы с ребятами поохотиться решили, присоединяйся.

И этому голосу отказать нельзя. И потому, что некогда ты совершил то, чего делать нельзя, но поздно, ничего не вернешь. И остается только подчиниться, думая при этом, как бы уцелеть, и понимая, что уже никак. Разве что голос, диктующий из трубки, умолкнет навсегда. Куда там приглашение, на охоту? Ну-ну.

Очень сложно войти в дом, куда ты принесла беду.

Майя боится смотреть на друзей. Они с Максимом проходят в гостиную и садятся на диван. Молчание осязаемое и тревожное, Панфилов постукивает пальцем по столу, сосредоточенно о чем-то думая. Майя же боится шевельнуться. Она пообещала не убегать, но как быть?

– Самое смешное, что этих дурацких камней в кукле может и не быть. – Валерия решила разрядить обстановку. – Вот такая канитель и переживания, а их там не окажется, мы же не видели, есть они или нет.

– Это вы не видели, а я видел.

Павел достал из кармана что-то маленькое и положил на стол. Казалось, это звезда упала с небес и засияла чистым голубоватым сиянием.

– Что твой Сильмарилл, блин! – Ника осторожно тронула бриллиант пальцем. – Леш, ты только посмотри, как сверкает!