Георгий Ланской - Оглянись на пороге

— Ну хорошо, — сказал он. — Вы настаиваете, что это нападение. С какой целью? Кажется, у вашей мамы ничего не украли. Сумка на месте, документы, мобильник, деньги… серьги вон в ушах не тронули, кольцо, цепочка. Значит, ограбление исключается?

Ирина подумала и кивнула.

— Тогда что? Насильник-геронтофил караулил?

— Прекратите паясничать!

— Я не паясничаю, а выдвигаю версии. Одежда не тронута, следов борьбы нет. Хулиганство? У вас в подъезде подростки живут?

— Нет, — покачала она головой и даже плечами поникла. — Или солидные люди, или пенсионеры.

— Ну вот, — обрадовался Антипкин. — Еще один момент можно исключить. Тем более посторонние, я так понял, к вам не шастают.

— Хотите кофе? — предложила Ирина.

Ему хотелось. А еще лучше супчику и пюре с котлеткой, но в этом доме-дворце вряд ли подавали такое. Прислушиваясь к своему урчащему желудку, он вдруг сообразил, чего здесь так недостает. В квартире не пахло никакой едой, словно тут не питались: ни пленительного аромата жареной картошки, ни запаха пирогов, ни ванили. Он подумал, что сегодня с утра еще не ел, и важно ответил:

— Я на службе.

— Понятно, — кивнула Ирина, встала и вышла, оставив его в недоумении. На кухне что-то звякнуло, брякнуло, полилась вода, а потом, буквально через минуту, ноздри защекотал аромат свежесваренного кофе.

Она внесла поднос, удерживая его так гордо, словно там была императорская корона, а не две крохотные, с наперсток, чашечки, сахарница и вазочка с микроскопическими крекерами. Вышагивала Ирина словно пава, Антипкин даже залюбовался.

Красивая женщина. И лицо, и фигура, и ноги — загляденье, насколько позволяла разглядеть юбка. Грудь, правда, подкачала: два прыщика, подержаться не за что. Вот у его жены грудь — четвертый размер, никакого силикона, на зависть всем поп-звездам. Правда, к этой груди прибавлялась еще и слоновья задница, и полное отсутствие талии, утонувшей в бубликах жира. Зато его Нинка была веселой, с румянцем во всю щеку, не то что эта бледная спирохета.

Интересно, как с такой в койке? Она, наверное, гибкая, как гимнастка…

Он покраснел, устыдившись мыслей, отхлебнул из чашечки, обжегся и подул, разметав густую коричневую пенку, которая уже опадала, растворяясь в коричневом ароматном омуте. Положив сахар, попробовал кофе еще раз, вытягивая губы.

— Вкусно? — спросила хозяйка и неожиданно улыбнулась. Улыбка была хорошая, добрая, отчего лицо как будто осветилось изнутри. Он замер, после чего робко ответил:

— Очень.

То ли от кофе, которого оказалось неприлично мало, то ли от этой ослепляющей улыбки, то ли от внезапного желания почувствовать, какая может быть на вкус эта женщина, в его голове что-то вдруг прояснилось, и он, нахмурившись, поинтересовался:

— А почему ваша соседка кричала, что убили вас?

Ирина пожала плечами.

— Наверное, потому, что мы с мамой очень похожи, особенно со спины. Она ведь тоже из балетных, ну и преподавала всю жизнь… У нее даже пальто такое же, как у меня. Точнее, у меня такое было, но я его уже не ношу. Сами видите, у нас всего девять квартир в подъезде. И когда соседка увидела маму, могла подумать, что это я, потому что больше спутать не с кем.

Антипкин задумался и одним глотком допил кофе, проглотив немного гущи. Деликатно откашлявшись в сторону, он спросил:

— Если предположить, что ваша матушка не оступилась и не упала, можно подумать, что нападавший перепутал ее с вами?

Ирина подумала и неопределенно покрутила головой, что могло означить и «да», и «нет».

— Так можно?

— Ну… теоретически.

— А вы случайно недавно ни с кем не ссорились?

— Вроде нет.

— А как же муж?

— А что — муж?

— Ирина Николаевна, вы вроде бы сказали, что с мужем поссорились и даже выставили его за дверь.

— Сказала.

— Ну, вот.

— Ничего не «вот», — рассердилась Ирина и даже чашку поставила на стол так, что она брякнула. — Хотите сказать, что это Сергей подкарауливал меня на лестнице, чтобы стукнуть по голове?

— Ирина Николаевна, — вздохнул Антипкин, — вы же сами меня вызвали, настояли, что на вашу матушку было совершено нападение, и никак не желаете смириться с мыслью о случайном падении. Все допустимые версии мы с вами отмели. Остаются наиболее вероятные: напасть хотели на вас. И первое, что приходит в голову, — муж. Вы его почему выгнали?

— Это не ваше дело, — резко сказала она. Глаза, лучившиеся еще минуту назад, потемнели, от зрачков полезла чернота.

— Ну, тогда я вам ничем помочь не могу, — сказал он и даже стал собирать бумажки в кучу и засовывать обратно в папку.

— Это личное, понимаете? — тихо сказала Ирина.

— Понимаю. Давайте я вам облегчу ситуацию? Он вам изменял?

Она закивала, пряча лицо. Теперь он видел только макушку с ровным пробором посередине.

— Ну, вот видите, — обрадовался Антипкин. — Если это муж, то мотивчик у него имеется. Хотел от жены избавиться, подкараулил на лестнице. Квартирка, опять же, небось совместно нажитая, делить не придется, можно с молодой женой въехать.

— Это мамина, — глухо сказала Ирина. — Мы купили им другую, а сами остались тут. Родители захотели поменьше, ближе к центру. Только я не могу представить, чтобы Сергей караулил меня на лестнице. Глупо это как-то. Я ведь могла никуда не выйти.

— Вы бы не вышли, он мог проникнуть внутрь, — хмыкнул Антипкин. — Ключики ведь у него остались? Во-от! Вошел бы, тюкнул по голове — и адью, к любовнице под крыло, а она бы нам напела потом, что всю ночь провели вместе, никуда не выходили. Муж у нас, кстати, кто?

— Чернов Сергей Васильевич. Юрист. Депутат городской думы.

Антипкин сразу загрустил и, засопев, небрежно записал новые данные.

— Ну ладно, — с усилием выдавил он. — С мужем вашим я тоже побеседую. А кто его любовница, не знаете?

— Почему же, — усмехнулась Ирина. — Рядышком живет, в соседнем подъезде. Наталья зовут, фамилию не помню… Иванихина или Иванцова, что-то такое.

— Чем занимается, не в курсе?

— Да мы тут все в курсе, — любезно ответила Ирина и почему-то ядовито ухмыльнулась.

Дима часто читал, а также слышал в интервью разного рода знаменитостей, что после той или иной песни, съемок в телепередаче или фильме, ротации клипа на ТВ они просыпались знаменитыми. После того как он прочел статью о себе, да еще в столь возвышенных выражениях, грешным делом подумал, что тоже проснется знаменитым, хотя бы в масштабах родного города. Выходные пролетели быстро, и в понедельник он вышел на улицу, рассчитывая, что его начнут узнавать и, возможно, даже будут просить автографы.

Спешившие пешеходы узнавать городскую звезду не торопились, автографов не просили. На улице было холодно. Деревья сгибал промозглый ветер, заставляя людей наклонять головы.