Лена Ленина - Новые цари

— Это автомобиль, господин Романов, садитесь! Его зовут Зайчик.

— А Зайчик ездит?

— Конечно ездит. На нем мои папа с мамой учились водить.

Виталий наконец решился и залез в автомобиль, который так резво тронулся с места, что одному механику пришлось отскочить, чтобы не попасть под колеса.

— Прошу прощения, — улыбнулась Елена, видя, как Виталий судорожно пытается найти, за что удержаться, чтобы не вылететь через лобовое стекло из-за жесткой неамортизированной езды. Елена уверенно вела «утюг» по центральной аллее поместья. Лениво болтавшие охранники встрепенулись и еле успели открыть тяжелые чугунные ворота, и Зайчик выскочил на извилистую дорогу, ведущую к морю.

— Они не любят Зайчика, потому что он не отвечает их дебильным нормам бронированной безопасности и скорости. Зато он такой романтичный…

«Дебильный»… Виталий заметил, что любимое словечко Луи не подходит княжне. Неважно, он все равно парил на небесах. Он изучал внутренность Зайчика: матерчатую обивку сидений, простую пластмассовую панель, хлипкую ручку дверцы. Он даже проверил на прочность днище.

Гениально. На самом деле это зонтик с мотором и на колесах. Ни больше ни меньше.

Именно так и охарактеризовал его изобретатель.

Виталий посмотрел в боковое стекло и увидел, что за ними следует черный джип сопровождения. Понятно, охрана княжны не могла отпустить их одних. Но он все равно радовался и забавлялся, как ребенок. Рядом с этой женщиной он забывал все, дела, семью, алмазные шахты в Зимбабве, давление со стороны правительства, критику Сибиряка, интриги Тени. Он забывал даже ужасы прошлого, которые постоянно преследовали его на каждом шагу.

Через двадцать километров езды по колдобинам они прибыли. «Милое местечко» оказалось кафешкой: терраса с видом на море на вершине живописного обрыва. Хозяйка, семидесятилетняя старуха в темных очках, встретила их гостеприимно и называла Елену «дочкой». Она была слепой. Когда она опустила очки, чтобы Виталий смог это понять, он ужаснулся. Вместо глаз он увидел две бело-катарактовые дыры, которые он принял за дурной знак. Предчувствие того, что вечер плохо закончится, наполнило его душу ужасом. Это ощущение напомнило ему страшные легенды о сибирской тайге, которые рассказывал брат Александр, забавляясь его детскими страхами. Но великолепный заход солнца, осветивший пейзаж красным светом, вытеснил тревоги из мыслей бизнесмена.

Они сидели на простых пластмассовых стульях на террасе кафе и молчали, словно заряжаясь энергией для бурного будущего. Виталий, как какой-то неуверенный подросток, думал, как бы ему обнять ее. Место было идеальное для поцелуев. Он представил себе звук скрипок из американских сентиментальных фильмов пятидесятых годов, но слышен был лишь стрекот цикад. Гляда на горизонт, он пытался вообразить ее возможную реакцию, от катастрофической в виде пощечины, до идиллической в виде поцелуя, длящегося полтора часа и плавно переходящего в бурную ночь. Слепая старуха прервала его план атаки, поставив на стол два стакана ярко-красного напитка и блюда с закусками. Лена подняла один из бокалов с выступившими на нем капельками влаги и произнесла тост:

— «Гильотина» — моя слабость. Изабель настоящая колдунья. Еще с давних времен она научилась готовить напиток, который очищает от демонов реальности. Выпьем же за жизнь и за любовь!

Виталий чокнулся с ней, глядя исподтишка на Изабель, которая действительно была похожа на колдунью со своей беззубой улыбкой и темными очками на морщинистом лице. Вкус «Гильотины» был настолько своеобразным, что ему, обученному быть настороже, захотелось выплюнуть эту ярко-красную отраву, но его удержал от этого произнесенный Леной тост за любовь. Чтобы подбодрить себя, он вспомнил, как впервые выпил странный и мифический для советского рынка напиток под названием пепси-кола. Его вкус тогда тоже показался ему отвратительно медицинским. Ему было восемь, и он заставил себя высосать всю маленькую бутылочку этой гадости, стоя в очереди в Мавзолей Ленина с мамой на Красной площади только потому, что другие дети с завистью и восторгом смотрели на него. Вот и сейчас Елена смотрела на него своим насмешливым взглядом, ожидая его реакции на напиток. Он решил, что ради нее готов полюбить даже «Гильотину», и одним глотком выпил напиток.

— Моему деду он бы понравился, — сказал Виталий одобрительно.

Легкая тень пробежала по Лениному лицу, она встала и облокотилась на чугунные перила террасы.

— Я что-то не то сказал? — встревожился Виталий.

— Нет-нет, просто мысль об этом поколении возвращает меня к плохим воспоминаниям моей семьи.

— Я понимаю, прости меня.

Он подошел и непроизвольно провел рукой по нежной коже ее щеки. Она позволила олигархическим пальцам повторить форму нежного овала, как драгоценный камень позволяет оправе обволакивать свои грани. Виталий наклонился и поцеловал ее. Долго. Кругом была уже полная ночь. Многочисленные лампочки зажглись по всему берегу на многие километры вокруг, а море освещалось лишь бликами луны, игравшими в его подвижных водах. Не было ни скрипок, ни филармонического оркестра, ни хора ангелов, но для Виталия горячее дыхание женщины, которую он держал в своих объятиях и стук их сердец звучали лучше самой прекрасной симфонии. Какой удивительный подарок послало ему небо на тридцатитрехлетие! Гирлянды разноцветных лампочек, обрамлявших террасу, придавали этой сцене волшебно-рождественский характер. Они были далеко не так пафосны, как пиротехнически профессиональный фейерверк на «Экстази», но эти простые бело-желто-красные огоньки наполнили его душу счастьем.

Финал был менее романтичным.

Ослепительный шквал вспышек фотоаппарата застал их в cамом приятном кульминационном моменте поцелуя, который русские почему-то называют французским, а французы — русским. Фотограф, который находился в нескольких метрах от них, как полоумный давил на пуск. Не дожидаясь, когда Виталий бросится за ним, папарацци сиганул через ограду и, добежав до тропинки, где был припаркован мотоцикл, запрыгнул на него и был таков.

«Hummer» охранников княжны, припаркованный за баром на каменистой дорожке, заурчал мотором и стал выруливать за удаляющимся красным огоньком мотоцикла. Виталий повернулся к Елене. Он был в ярости из-за того, что позволил подловить их журналистам, которые не останавливаются ни перед чем, чтобы заполучить сенсацию для какой-нибудь желтенькой газетенки. Он уже представлял себе заголовки: «Миллиардер и княжна» или «Русский роман» …

— Никчемные идиоты! — обругала вдогонку своих охранников Елена. Она подошла к Виталию чтобы обсудить происшествие, опасность которого он, похоже, недооценивал, а реакцию на которое, напротив, мог счесть чрезмерной.