Мария Очаковская - Книга предсказанных судеб

Спустя короткое время Ольга, накормив Дениса, приняв душ и переодевшись, не удержалась и попросила свекровь показать ей дом:

– У вас тут настоящий музей, Аньес, так что требуется экскурсия.

– Боюсь, среди этой ветоши музейных экспонатов, увы, не осталось, – возразила та с грустной улыбкой, но все же, польщенная, повела невестку по комнатам.

Но для Ольги это было музеем, там было на что посмотреть! В отличие от парижской квартиры, где они жили вместе с Филиппом, современной, комфортной, стильной, но какой-то холодной и совершенно безликой, дом старой графини имел свой ярко выраженный характер. Он напомнил Ольге своеобразную машину времени. Казалось, будто эта машина, совершая невероятное путешествие, делала короткие остановки то в позднем Средневековье, то в предреволюционном версальском рококо, то в победном наполеоновском ампире. А то вдруг рванулась и, невзирая на хронологию, осела в сдержанной атмосфере времен Луи-Филиппа. Эпохи, стили, модные течения, козетки, пуфы, деревянные сундуки, комоды, бронзовые канделябры, китайские фарфоровые вазы, шпалеры со сценами рыцарских турниров, обюссонские [25]ковры, нежные акварели – все здесь смешалось, но в то же время выглядело на удивление гармонично, не оставляя впечатления лавки древностей.

– Тут едим, там готовим, здесь читаем, если кто-то еще в состоянии читать. Библиотеку пришлось разместить в бывшей оружейной. Кто бы мог подумать! Книги вместе с ружьями! Их собирал мой дед. Он был военным, погиб в семнадцатом году в Бельгии, наглотавшись иприта. Ах, все это уже давняя история… впрочем, как и я сама.

Едва заметно шевельнулась тяжелая бархатная портьера.

– Сквозняк! – небрежно бросила Аньес.

«Нет, Сорделе! – мысленно возразила Ольга, следуя за ней с этажа на этаж, она не могла отделаться от ощущения, что он за ними наблюдает. – Какой все-таки странный тип!»

Говорить в его присутствии о муже Ольга не хотела и лишь после ужина, когда они наконец остались наедине с Аньес, решилась. Она страшно переживала, мучилась неизвестностью и совершенно не знала, что делать. Начав рассказывать, Ольга с трудом держала себя в руках, боясь разреветься.

Но, как оказалось, в ее рассказе Аньес не услышала ничего нового. Подробности были абсолютно излишни. Она все прекрасно знала про своего сына.

– Прости, Oluchka, – остановила ее графиня. Еще в Париже она стала называть невестку на русский манер, забавно произнося непривычное имя. – Я должна была тебе все рассказать раньше, и если не предупредить, то хотя бы подготовить…

На мгновение обычная сдержанность изменила Аньес, она придвинулась к Ольге и похлопала ее по руке. Прикосновение было ласковым.

– Я не смогла. Увидела внука и не смогла. Какой он все-таки славный, наш Денни… чудесный мальчик, спокойный, некапризный, удивительно комфортный. Филипп был не таким, другим…

– Но я… я совсем не понимаю, что же нам теперь делать? – тихо сказала Ольга, едва сдерживая слезы.

– La patience, cherie [26]. Прежде всего давай не будем торопиться. Я полагаю, вам с Денни нужны деньги, я, разумеется, их дам, но это проблемы не решит. Послушай, Oluchka, поживи у меня недельку-другую. Тебе следует отдохнуть. Ты неважно выглядишь. Свежий воздух не помешает ни тебе, ни малышу. А решение… оно придет, мы что-нибудь обязательно придумаем, – с легким нажимом произнесла Аньес, потом встала и, достав из бюро приготовленный заранее конверт, положила перед Ольгой.

– Спасибо вам, Аньес, – начала было та, но в это время с шумом распахнулось окно в сад.

– Эти сквозняки – настоящее наказание! – посетовала свекровь.

– О да! – согласилась с ней невестка.

– Ну а Филипп… о нем не волнуйся, поверь, сейчас ты ему не поможешь. Он скоро сам объявится, – уверенно заключила она.

И как в воду глядела. Часов в одиннадцать, когда Ольга собиралась ложиться спать, позвонил Филипп:

– Дорогая, я тебя потерял… ты уехала, с чего вдруг… ну что же, если у вас все хорошо, я рад, когда вы назад… о, прекрасно… скучаю, обнимаю, целуй Дениса, и нижайший поклон maman.

– Нижайший поклон maman, – передразнила его Ольга, но муж уже повесил трубку.

Он говорил как ни в чем не бывало! Как будто все у них в жизни шло прекрасно и безмятежно. Будто ничего не случилось.

«Боже мой! – в отчаянии думала Ольга. – Да ему просто наплевать на нас с Денькой! Как мы? Что мы? Есть ли у нас хоть какие-то средства? На сегодня, на завтра? И вообще, будет ли это завтра… Как такое возможно!!! Уму непостижимо, взять, нет, не взять, а украсть у ребенка деньги и проиграть! Да что он за человек после этого!!!»

Комната закружилась. Злость, обида, горечь – все переживания сразу перемешались, и черная пелена встала перед глазами. Судорожное рыдание с болью вырвалось у нее из груди, и, чтобы не разбудить спящего Дениса, она с силой зажала рот обеими руками и упала на кровать.

За что?! За что ей это! Как так получилось, что близкий, родной, любимый человек стал вдруг совершенно чужим… Да и все вокруг чужое, этот дом, этот город, страна… Зачем она здесь?!

Измученная, даже не раздевшись, она задремала. Сон был тревожный, беспокойный, то и дело Ольга просыпалась, вскакивала, прислушиваясь к шорохам за окном, к звукам старого дома. То ей чудились шаги на лестнице, то дверной скрип, то чей-то плач… Вдруг в комнате на фоне окна отчетливо проявился силуэт… Приподнявшись на постели, она потерла глаза – это был Шарль Сорделе. Ольга оцепенела от ужаса, не в силах пошевелиться. Но Сорделе, не заметив ее, не спеша подошел к детской кроватке и некоторое время стоял, склонившись над ребенком. А потом вдруг выпрямился, схватился обеими руками за голову и, как шапку, сняв ее с плеч, аккуратно положил в колыбель. Ольга хотела закричать, но голос пропал. Лишь хриплое сипение вырвалось из ее груди… и мгновение спустя ночной кошмар растворился как дым.

Она проснулась около семи. Утро было свежим, удивительно ясным. И Ольга почувствовала себя выспавшейся. Приоткрыв окно, она выглянула в сад, ее ночные страхи миновали. Солнце осветило лужайку, яркая весенняя зелень с розовыми и желтыми островками цветочных клумб слепила глаза. Под солнечными лучами неистово громко распевали птицы. На дорожке, ведущей к дому, показалась женщина с корзиной в руках. Навстречу ей вышла Аньес. После короткого приветствия женщина вручила ей большую бутыль молока, почтительно раскланялась и удалилась.

«Сословия они, конечно, в революцию отменили, но в деревне барыня все еще остается барыней…» Позже Ольга еще не раз встречала это столь удивительное для современного человека подчеркнуто почтительное отношение к пожилой графине. Был ли то феодальный дух или просто уважение к старости – кто знает?