Мария Очаковская - Книга предсказанных судеб

К вечеру подморозило и замело. Тонкий слой снега укрыл землю, и на дворе стало светлее. Кругом было тихо. Лишь с проездной башни слышалась тяжелая поступь стражников. Не нарушая тишины, мы с братом Микеле говорили вполголоса и, пройдя узкий коридор, соединявший малый и хозяйственный дворы, довольно быстро оказались на месте.

Монах отпер ключом дверь, и мы прошли внутрь. Ступив на лестницу, я тотчас ощутила неприятный запах тлена, который с каждым следующим шагом все усиливался. Наконец мы спустились вниз. Но при слабом свете лампы, что была у меня в руках, мы поначалу не смогли разглядеть ничего, кроме пустых коробов, корзин, черепков да бочек, стоящих у входа. Брат Микеле зажег настенные светильники, и мы увидели то, ради чего пришли. В глубине погреба на двух сдвинутых скамьях лежало тело несчастного виночерпия. Это была поистине страшная картина. Приблизившись, я едва не повалилась на пол, настолько меня испугал его вид.

«Боже Всевышний!» – воскликнула я, ибо прежде такого покойника мне видеть не доводилось.

Представьте себе, что все его тело, руки, ноги, живот, шея непомерно раздулись и потеряли человеческие формы. Лицо же с застывшей гримасой страдания сделалось землисто-зеленого цвета. При жизни длинные и курчавые волосы его вмиг поседели и напоминали паклю. Даже находясь на холоде, покойник не перестал смердеть, а в какой-то момент мне показалось, что изо рта его все еще сочится зловонная пена.

Искренне пожалев, что вызвалась сопровождать фра Микеле, я призвала на помощь всю свою выдержку, всю стойкость и для верности отступила на пару шагов назад. Тем временем мой спутник, нимало не смутившись, приблизил к телу лампу и с вниманием принялся его осматривать.

«Почему черты его столь безобразны?» – кое-как справившись с испугом, спросила я.

Но монах не услышал моего вопроса, продолжая осмотр и что-то про себя бормоча и приговаривая. Я заметила, что он весьма осторожен и, достав из кармана длинную медную указку, орудует ею, не прикасаясь рукой к зловонному телу. Кроме указки он использовал также и свой чудесный окуляр, с которым обычно работал в библиотеке. С его помощью брат Микеле с легкостью читал рукописи, чей текст пострадал от воды или был чересчур мелок.

Лишь по прошествии некоторого времени (ах, каким долгим оно мне показалось!) он наконец прервал свое занятие. С облегчением вздохнув, я подумала, что дело сделано. Но не тут-то было. Он отошел от покойника лишь для того, чтобы попросить меня подержать лампу. Пришлось, преодолевая отвращение, исполнить его просьбу.

«Однако ногти у него нигде не посинели», – изрек он в задумчивости.

Я не стала ломать себе голову над смыслом сказанного, про себя я молила Бога, чтобы этот осмотр поскорее закончился. И Господь услышал мои молитвы – брат Микеле засобирался назад.

Увидев мое бледное как полотно лицо, он сказал: «Вы – самая отважная женщина из тех, что мне доводилось встречать в жизни!»

Словно выйдя из преисподней и вновь оказавшись под открытым небом, я радостно вдохнула свежий морозный воздух и осенила себя крестным знамением. Мне не терпелось поскорее покинуть это мрачное место. Но тут монах неожиданно тронул меня за плечо, останавливая: «Постойте, миледи! Посмотрите на эти следы! Похоже, кто-то еще, кроме нас, заглядывал сюда сегодня вечером». – С озабоченным видом он нагнулся, чтобы лучше рассмотреть их.

«Да, по свежему снегу найти следы несложно, – согласилась с ним я. – Возможно, кто-то из слуг проходил мимо…»

«Уверяю вас, мадам, то был не слуга. Человек, стоявший здесь, носит дорогие сапоги на узком каблуке со шпорами. Смотрите, следы ведут к самой двери, их там изрядно. Можно подумать, что он подслушивал».

Теперь вы понимаете, любезные мои слушатели, как важно быть внимательным к мелочам, которые лишь на первый взгляд выглядят незначительными. Именно таким вдумчивым вниманием отличался брат Микеле. Впрочем, других способностей у него также имелось изрядно.

– Ах, бабушка, вы всегда щедры на похвалу, когда речь заходит об этом францисканце! – воскликнула девушка.

– Поверь, Элинор, он ее заслужил. Помнится, я и тогда в разговоре с ним не удержалась от похвалы.

Итак, мы с братом Микеле двинулись обратно. На этот раз я предпочла вернуться к себе кружным путем, через донжон и голубятню. Спутник мой был молчалив, меня же терзали тревога, сомнения и любопытство. Не терпелось узнать, к каким выводам он пришел после осмотра умершего.

«С моей стороны было бы слишком самонадеянно утверждать, что теперь мне, наверное, известно, каким ядом отравили несчастного, – проговорил он наконец. – Визит наш прошел не без пользы, и кое-какие догадки появились… Я говорил вам уже, что мне знакомы лишь некоторые отравляющие вещества, но действие их непохоже на то, что мы видели. Ни в одном из описанных случаев я не встречал упоминаний о… впрочем, детали можно опустить. Скажу лишь, что его поседевшие волосы навели меня на одну мысль. Мне также вспомнился рассказ одного еврея-алхимика, которого я однажды встретил в Умбрии. Он состоял на службе при дворе герцогов Сфорца, куда я попал, выполняя поручение нашего настоятеля. Однако, чтобы дать точный ответ, мне потребуется посмотреть «Трактат о ядах», что хранится в вашей библиотеке».

Фра Микеле продолжал свои рассуждения о природе ядов и их воздействии на человека. Но я, признаться, слушала его без должного внимания, думая о другом. Мои смутные догадки, подкрепленные словами монаха, переросли в уверенность, что оба убийства, и оруженосца Гальгано, и веселого виночерпия, связаны между собой. Ведь и тот и другой преданно служили графу, охраняли и оберегали его: один – в замке за трапезой, другой – повсюду вне его стен. Теперь же оба мертвы… Поиски нового предегустатора, наипаче нового оруженосца, потребуют изрядно времени. Всем хорошо известно, что истинная преданность в жизни встречается не чаще чем олень с золотыми копытами. А во время поисков граф, лишенный верных ему слуг, будет беззащитен, и злодей, если таковой существует, может попытаться его убить. Ибо глупа та кошка, которая, увидев горшок без крышки, не сунет туда лапу.

И я, не мешкая, решила поговорить с Мишелем.

– Бабушка, скажите, каков из себя он был? На портрете, что висит в галерее, граф де Рабюсси имеет весьма привлекательный вид, – перебила рассказ любопытная Элинор.

– Портрет, увы, неспособен передать подлинные человеческие черты. Хотя граф и впрямь был не лишен мужской красоты. Но с возрастом лицо у него сделалось красным, возможно, от любви к вину, а взгляд преисполнился самодовольством. Ростом супруг мой был невысок, но крепок и мог полностью полагаться на свое телосложение. Про себя он говаривал, что голова у него из железа, а желудок из меди.