Мария Очаковская - Книга предсказанных судеб

Подмосковье, пос. Болшево. Наши дни

Народу на станции в тот день было мало, и торговля у Люси шла из рук вон плохо. Из всего, что привезла, одну тыкву да связку грибов купили. «Хороша выручка – двести рублей. Курам на смех. И чего, спрашивается, поперлась! Нет чтоб дома сидеть да телевизор смотреть. Правда, он, паразит, чего-то плохо стал показывать…» Люся давно хотела купить новый телевизор, на него и деньги собирала, на станцию торговать ходила.

– Ух и жадный народ стал, – толкая впереди себя тележку, по привычке размышляла вслух Люся, – лишней копейки не потратит, удавится. Как сегодня утром одна крашеная подошла, все нюхала да щупала… Дорого ей за сушеные грибы полторы сотни отдать. А ты сама попробуй, задницу от стула оторви да по лесу походи! Ноги-то, чай, не казенные! – зло выкрикнула старуха, и сидевшие на заборе воробьи с испугу разлетелись кто куда.

В сырую погоду у Люси всегда болели ноги, и никакие лекарства, будь они неладны, не помогали. Чего только она не пробовала: и мази, и таблетки, и компрессы, то скипидарные, то с водкой, то с редькой, то с мочой. Никакого толку!

– Вот зараза! – Вспомнив про аптекаршу, посоветовавшую ей купить дорогой импортный препарат, старуха смачно выругалась. – Это она специально мне не то подсунула! Назло! Просроченное!

Снова заныло правое колено. Люся в раздумье остановилась. Чтобы не делать лишний крюк, она решила срезать путь к дому и свернула с асфальтированной дороги на узкую тропинку, петлявшую между заборами.

После недавнего дождя туман немного рассеялся, на тропинке стали видны большущие лужи. Люся с трудом волочила за собой тележку, колеса которой вязли в грязи, но поворачивать назад было поздно.

– Не соседи, а жлобье одно! На все им наплевать! Хоть бы доски, что ль, какие подложили! Или песком посыпали! Живут, жируют, а у самих под носом болото! – преодолевая последнюю лужу и не зная, на ком еще сорвать злобу, бубнила Люся.

Впереди на поросшем кустарником пятачке, где доживал свой век старый колодец, тропинка стала посуше. Чтоб перевести дух, Люся замедлила шаг. Из кустов донеслась возня, мелькнули смутные тени, и старуха тотчас вперилась туда любопытным взглядом:

– Вот ведь пьянчуги! Небось опять Хромой с дружками распивает!

Предвкушая хорошую перепалку и надеясь застать соседа врасплох, Люся оставила тележку и, крадучись, протиснулась сквозь кустарник. Она еще не решила, как получше уесть безобидного пьяницу.

– Какого лешего опять здесь… – начала было она, но, увидев незнакомых парня и девушку, осеклась.

От неожиданности те на мгновение застыли (девка даже охнула), выпустив из рук свою ношу – длинный, перехваченный бечевкой куль.

«Жулики», – мелькнуло в голове у Люси, но парень приветливо ей улыбнулся:

– Бабушка, ну чего ж вы так пугаете! Вы нам не поможете, а то мы вдвоем никак не справимся… – И он шагнул ей навстречу.

Улыбка на его лице растянулась до ушей.

– Тоже мне, нашел помощницу… – мрачно произнесла Люся, про себя подумав: «Во, здоров лыбиться, как бы щеки не лопнули».

Тут куль, лежащий на земле, пошевелился.

– Ой, что это там? – с прищуром спросила Люся, подаваясь назад, но договорить не успела – парень рывком метнулся к ней, и его сильные руки сдавили сморщенную старушечью шею.

Она пыталась дотянуться до лица парня, ей становилось все труднее дышать… в ноздри бил противный запах одеколона.

– Ох-х-х-хр-хр… – хрипела она.

Тело Люси обмякло и просело, перед затуманенным взглядом белой луной расплывалось оскалившееся лицо незнакомца.

Московская область, пос. Болшево. Наши дни

Не чувствуя под собой ног, Ольга бежала назад к дому. Увидев выходящего из калитки Игоря, она бросилась к нему и, наверное, рухнула бы тотчас на землю, не подхвати он ее.

– Тамуколодцавлужелюсямертваялежит. О боже! У нее такое страшное лицо! – задыхаясь, выпалила Ольга.

– Кто? Какая Люся? – растерялся Игорь. – А Денис-то где?

– Не знаю! – истерично выкрикнула Ольга, хватая его за рукав. – Его нигде нет!

– Так! Спокойно! Иди в дом! А я сам! Слышишь меня! Никуда не уходи, пока я не вернусь! – властно распорядился Игорь и исчез, но Ольга не послушалась и осталась ждать, то и дело окликая сына то по-русски, то по-французски.

В голове был полный сумбур. Она старалась не думать о несчастной старухе, лежащей там, в грязи у колодца, тем более не связывать ее смерть с отсутствием сына, но руки и ноги начали предательски дрожать.

Вспомнив о девочке, с которой Денис недавно познакомился, а та вроде бы говорила, что живет где-то на соседней улице, Ольга уцепилась за эту мысль, как за спасательный круг, но тотчас ее отмела, потому что без разрешения он никогда бы не ушел.

Из окна донесся грозный теткин голос. Она звала всех к столу. Пятичасовое чаепитие, тем более с Раисиным пирогом, для нее, как для англичан, было свято.

– Сколько можно ждать! Мы садимся за стол.

– Сейчас! Иду! – машинально отозвалась Ольга, думая совсем о другом: «Какая же я идиотка! Почему, спрашивается, я не купила Денису мобильный! Вот сейчас взяла бы и позвонила ему…»

В ту же секунду, будто подтверждая ее мысли, в кармане пальто мелодично звякнула эсэмэска. Ольга устало посмотрела на дисплей и прочла сообщение, смысл которого показался ей до того непонятным и странным, что она подумала, будто кто-то ошибся номером: «Ваш сын у нас. Ждите указаний. Хотите видеть его живым – не обращайтесь в полицию!!»

– Чей сын? Я ничего не понимаю? Какие указания? При чем здесь я? Это что, розыгрыш? – недоумевая, обратилась она к подошедшей Раисе Даниловне.

Но для той смысл сообщения оказался предельно ясным.

– Ох, Олечка! Беда!!! – всплеснув руками, вскрикнула Раиса.

Улица поплыла у Ольги перед глазами. Ей стало трудно дышать. Она жадно хватала ртом густой белый туман, висевший над дорогой…

Бургундия, графство Помар, 1499 г.

– …Туман стал таким плотным, что мы с трудом различали дорогу, по которой следовали, будто бы та уходила в никуда, – вновь заговорила графиня Элинор. – Неожиданно впереди мелькнул чей-то смутный силуэт.

– Мама! Там кто-то есть! – воскликнула дочурка, сидевшая подле меня.

И мы с Татуш и фра Микеле устремили наши взгляды туда, куда она показывала, но ничего не увидели.

– Смотри же, мама! – вновь закричала дочка.

Но я по-прежнему ничего не увидела, а лишь услышала – из белого тумана будто эхом отозвался другой детский голос, тихий и жалобный:

«Мама! Мама!»

И вот, подъехав к мосту через Лебяжий ручей, мы наконец смогли разглядеть мальчугана, бредущего вдоль берега. Увидев нашу повозку, он, должно быть, испугался и хотел убежать, но, передумав, остановился и что-то в страхе залепетал, глядя на нас. Из сказанного им я не разобрала ни слова. По нашей просьбе возница осадил лошадей.