Евгения Горская - Жена Цезаря вне подозрений

Лиза молча смотрела прямо перед собой, чувствуя, что ее начинает бить озноб, как при высокой температуре. Ей показалось, что прямо в эту минуту она теряет все, что имеет: дом, семью, Славку, Виктора Федоровича, квартиру в Москве, наконец. И именно сейчас ей отчаянно захотелось все это вернуть, даже Славу. И снова услышать от мужа, что она одна ему нужна. Надо же, считала опасной Светку, а опасным оказался Турман, про которого Лиза почти не помнила последние два дня.

Она ждала, что молодой человек начнет задавать вопросы, и судорожно решала, как на них ответить. Или, может, послать его просто-напросто куда подальше? Но парень ничего не спрашивал, и у нее возникло к нему чувство, похожее на благодарность.

– Вас что, знобит? – спросил наконец Валерий совсем не то, чего Лиза ожидала.

Женщина вздохнула и отвернулась. Турман достал привязанную к ремню на джинсах фляжку и протянул ей:

– Выпейте. Это чай с мартини. Да не бойтесь, не с вашим. Пейте, я вас отвезу.

Только теперь Лиза поняла, как сильно пересохло во рту, поэтому протянула руку, взяла фляжку и сделала большой глоток. Жидкость была терпкая, вкусная…

Валерий смотрел на хилые осинки, росшие вдоль дороги с потрескавшимся после зимы асфальтом, ждал и, как ни странно, ничего не боялся. Того, что его кто-нибудь увидит, например. Через десять минут повернулся и зачем-то дотронулся до мертвого Лизиного лица. Затем аккуратно протер все, к чему прикасался, влажной салфеткой и, не торопясь, выбрался из машины.

Мартини во фляжке был как раз из ее бутылки. Из той самой, которую Валера не стал отдавать девушке Насте. Значит, все-таки в нем был яд. Значит, Елизавета действительно хотела отравить любовницу своего мужа. А он до последней минуты сомневался. Даже когда протягивал ей фляжку.

Турман спохватился, что не залез в карманы куртки докторши. Так, на всякий случай.

Остановился было, но назад не повернул. Какая разница? Ее смерть связать с ним невозможно. Вдохнул свежий, наполненный весенним ароматом воздух и пошел к своему автомобилю, брошенному невдалеке, на мокрой поляне. Теперь можно навсегда забыть о пузырьке с бабушкиными таблетками и о собственном страхе, который таился где-то глубоко внутри все эти годы. Но в данный момент он чувствовал только усталость и тоску.

Валера хотел снова попросить у бабушки прощения, но не стал. Ему показалось, что бабули рядом с ним больше нет.

Молодой человек не знал, что меньше, чем через полчаса, не справившись с управлением на мокрой дороге, да и не думая толком об этом управлении, а видя только мертвое лицо докторши, он помчится навстречу груженому «КамАЗу» и еще раз захочет попросить у бабушки прощения, но не успеет.

Не знал, что через несколько дней в его пустую квартиру придут оперативники, разыскивая убийцу Елизаветы Дмитриевны Кузьменко.

Не знал, что не оставить следов на месте преступления очень сложно. Практически невозможно.

Что так повезти может только один раз.

– Саша, высади меня здесь, – попросила Мила, когда до деревни, в которой среди цветущих деревьев и старых деревянных домиков отовсюду был виден построенный ее родителями красивый, удобный и все еще чужой дом, оставалось совсем немного, чуть меньше километра.

Дом построили как раз перед ее замужеством. Родители тогда уже могли позволить себе отдыхать в любой точке земного шара, чем с удовольствием и пользовались, появляясь на новой даче не чаще двух-трех раз в год. Дом был большой, по Милиным меркам, просто огромный: в два с половиной этажа, с большим подвалом и множеством комнат, с подсчетом которых она до сих пор путалась. Сначала Константин Олегович на дачу ездил неохотно – муж ничего по этому поводу не говорил, но Мила чувствовала, – а потом привык, устроил себе в сарае подобие мастерской, исходил вдоль и поперек близлежащий лес и привел в порядок огромный участок, наняв приехавших с Украины рабочих. И кажется, теперь считал дом своим.

– Это еще зачем? – зло и тревожно отозвался на просьбы Лериной подруги Казанцев. – И не подумаю! Хватит с нас приключений!

– Высади, – Мила легко взяла его за руку, – пожалуйста. Мне… надо пройтись.

Александр почти съехал в канаву, тянувшуюся вдоль дороги, недовольно хлопнул дверью машины, дождался, когда пассажирка вылезет, и сделал приглашающий жест – мол, иди.

Так они шли: Мила впереди, Казанцев чуть поотстав. Как Роман. Впрочем, сейчас Мила не думала о полковнике Воронине. Сейчас ей было страшно, несмотря на шагающего сзади Сашу.

Они с Костей любили гулять по этой дороге. Машины здесь почти не ездили, комаров не было, с обеих сторон негромко шуршал лес, и прогулка всегда вызывала у Милы ощущение покоя и безмятежности. Впрочем, это ощущение – покоя и безмятежности – возникало у нее почти всегда, когда муж был рядом.

Лерина подруга шла, еле волоча ноги, и Казанцев устыдился своего раздражения. Ему хотелось как-то поддержать Милу, но он не знал как.

Довел ее до калитки, дождался, когда за ней захлопнулась дверь дома, потоптался немного и не спеша побрел назад к «Ниве». Почему-то показалось, будто он сделал что-то не так, и сейчас ему было стыдно. Наверное, от того, что он, мужчина, не смог уберечь женщину. В женщину никто не должен стрелять. Никогда.

Константин Олегович, не зажигая света, сидел за столом. Попытался улыбнуться при появлении жены, но отчего-то не смог.

А Мила ощутила, что страх отступил, и слегка этому удивилась. Посмотрела на стоявшую перед мужем бутылку коньяка, зачем-то ее понюхала, достала из старого буфета рюмку и щедро себе плеснула. Буфет когда-то стоял в квартире у бабушки, был громоздкий, неудобный, бабушка все собиралась его выбросить, чего Мила очень боялась – ей как раз старинный буфет нравился. Как только дом был построен, она и заставила отца перевезти его на дачу.

Отпив коньяка, Мила не почувствовала ни вкуса, ни запаха. Спросила у мужа:

– Что за авария?

– Ерунда. Задел «Жигули». Я уже расплатился. Времени только много потерял, пока гаишников ждали.

Мила допила коньяк и налила себе снова.

– Ты ведь не убивал ту девушку, да, Костя?

– Нет.

Муж поднял рюмку, а потом поставил ее обратно на стол. Он сразу догадался, о какой девушке идет речь. Тишинский неоднократно видел Леру беседующей с Леонидом Дорышевым и понимал, что та рано или поздно узнает о его давней любви к Инне, сестре химика. А значит, может узнать и Мила.

Константин Олегович до сих пор помнил, как отъезжал институтский автобус, навсегда увозя от него Инну.

В тот день он пришел домой и весь вечер, всю ночь из последних сил боролся с желанием видеть Инну. Наконец, решил, больше не может бороться. С трудом дождавшись рассвета, сел в первую электричку – метро еще не работало, и до вокзала Костя добрался пешком.