Нора Робертс - Сокровища Айседоры

Джед вел свой «Тандерберд» на север через центр города, избегая продуваемых ветрами набережных. Дора не спрашивала, куда они едут. Она была почти уверена, что знает. Честнат-Хилл. Не так далеко от Саут-стрит, если считать в милях, но бесконечно далеко, если учитывать доходы обитателей.

Причины, погнавшие Джеда в эту поездку, скоро станут ясными… как и последствия ее опрометчивого признания в любви.

Надеясь отвлечься от грустных мыслей, Дора откинулась на спинку сиденья и попыталась наслаждаться пейзажем, красиво отреставрированными домами и фасадами магазинов, блеском хрусталя и золота в витринах, поскрипыванием огромных шин «Тандерберда» по булыжным мостовым.

Вот и вершина холма. Элегантные особняки среди старых величественных деревьев. Царство норковых манто и бриллиантов, фамильных драгоценностей и солидных пакетов акций, членства в загородных клубах и благовоспитанных декоративных собачек… Дора на мгновение попыталась представить, что чувствовал живущий здесь маленький мальчик.

Джед остановил машину на узкой аллее перед прелестным старинным домом. Кирпич выцвел и приобрел густо-розовый оттенок. Высокие окна сверкали, отражая солнечные лучи, и свято хранили таящиеся внутри секреты.

Прекрасный дом, думала Дора, неуловимо женственный и полный достоинства. В чудесной оправе, созданной самой природой. И вдруг она поняла, что если бы выбирала дом для своей семьи, то выбрала бы именно этот. Идеальное совпадение: возраст, традиции, расположение.

Она представила его летом, с пышно цветущими розами под высокими окнами… осенью, когда огромные деревья пламенеют золотом и багрянцем. Кружевные занавеси на окнах… собака во дворе.

И сердце ее дрогнуло. Вряд ли Джед видит этот дом так, как она.

Дора молча вышла из машины и остановилась. Шум города едва доносился сюда. Ни любопытных туристов, нагло щелкающих фотоаппаратами, ни пролетающих на роликах или скейтбордах подростков, ни соблазнительных запахов пиццы из ближайшей закусочной.

Не было всего, к чему она привыкла, что олицетворяло для нее свободу.

– Здесь ты вырос?

– Да. – Джед провел Дору к парадной двери с изумительными витражами по бокам, повернул ключ в замке и отступил, пропуская ее внутрь.

Двухцветный холл с многоярусной хрустальной люстрой, вымощенный мраморными черными и белыми квадратами, величественная дубовая лестница.

В полусапожках на каучуковой подошве Дора двигалась почти бесшумно, не нарушая колдовской тишины.

Во всех пустых домах есть что-то таинственное: прозрачный воздух, гулкая тишина, некая ирреальность. И любопытство: кто жил здесь и как? И свои фантазии: там я поставила бы любимую лампу, а здесь – маленький столик.

Однако сейчас любопытство Доры было окрашено мыслями о Джеде. Она пыталась представить его в этом доме и не могла. Она не чувствовала его здесь. Даже в этот момент, когда он стоял рядом, ей казалось, что он не переступил порог, не вошел в дом вслед за ней и оставил ее одну.

На обоях с крошечными чайными розами остались более светлые прямоугольники – там, где висели картины. И так не хватало цветов. Высоких ваз с пышной фрезией и дерзких стрел лилий. А маленький красивый коврик смягчил бы официальность холодного мрамора.

Дора пробежала ладонью по сверкающим перилам лестницы, словно созданным для попки ребенка, скользящего вниз, или элегантных женских пальцев.

– Ты хочешь продать его.

Джед настороженно следил, как Дора словно зачарованная бродит по холлу, идет в парадную гостиную. Его мышцы напряглись, как только он вошел в дом. Дора не ошиблась: он мысленно не видел здесь ни красивых цветов, ни уютных ковриков.

– Дом давно продается. Элейн и я унаследовали его пятьдесят на пятьдесят, но ее не устраивали поступавшие предложения. Мне было все равно. – Подавляя сильное желание сжать кулаки, Джед сунул руки в карманы куртки. – Поскольку у нее был собственный дом, я некоторое время жил здесь. – Он остановился в дверях гостиной. Дора прошла к холодному вычищенному камину. – Дом теперь мой, и агент по продаже недвижимости снова взялся за работу.

– Понимаю.

На камине должны стоять семейные фотографии в рамках. Много-много фотографий, запечатлевших смену поколений. А в глубине – старинные каминные часы, тихо отсчитывающие время.

Дору охватило отчаяние. Куда девались тяжелые подсвечники с тонкими белыми свечами? Где глубокие мягкие кресла с маленькими скамеечками для ног, придвинутыми к огню?

Огонь разогнал бы этот холод, думала Дора, рассеянно растирая руки. В этом доме гораздо холоднее, чем должно быть.

Дора нашла библиотеку, из которой вынесли все книги; еще одну гостиную с видом на мощеный внутренний дворик без единого ящика с цветами; столовую, огромную и пустую, лишь с хрустальной люстрой, и наконец кухню с прелестным кирпичным очагом.

Здесь должен быть центр этого дома, думала она, его сердце. С солнечным светом, струящимся через окно, и ароматом свежеиспеченного хлеба. Но сейчас здесь не было тепла, только холодная гулкая тишина нежеланного, покинутого жилища.

– Отсюда очень красивый вид, – сказала она, просто чтобы заполнить чем-то пустоту, а про себя подумала: должна быть песочница во дворе и качели, свисающие с толстой ветви развесистого клена.

– Нам не разрешалось заходить сюда.

– Прости? – Дора отвернулась от окна, уверенная, что неправильно поняла его.

– Нам не разрешалось заходить сюда, – повторил Джед, не сводя с нее глаз, будто не видя ни ореховых шкафчиков, ни столов красного дерева. – Только слугам. Здесь было их крыло. – Он махнул рукой на боковую дверь, но не повернул головы. – Как прачечная и другие служебные помещения, кухня была для нас под запретом.

Дора хотела рассмеяться, обвинить его во лжи, но вдруг поняла, что он говорит правду.

– А если тебе хотелось печенья?

– Нельзя есть между завтраком, обедом и ужином. Повару платят за то, чтобы готовить, а мы должны отдавать должное еде в восемь утра, в час дня и в семь вечера. Я иногда забегал сюда по ночам просто из принципа. – Только теперь Джед огляделся, но в глазах его не было никаких эмоций. – Я до сих пор чувствую себя здесь правонарушителем.

– Джед…

– Ты должна увидеть все остальное.

Он развернулся и вышел.

Да, он хотел, чтобы она увидела все: каждый камень, каждую панель, каждое пятно краски. И надеялся, что, обойдя с ней весь дом, никогда больше не переступит его порог.

Дора догнала Джеда у основания лестницы, где он ждал ее. Он взял ее под руку:

– Пойдем наверх.

Он помнил, как здесь пахло раньше: воском, и погребальными цветами, и дорогими духами его матери и сестры, и гаванскими сигарами отца.