Николас Спаркс - Тихая гавань

Он выпил третий раз и четвертый.

Как странно все… В доме бардак. На полу в гостиной пустая коробка из-под пиццы, дверной косяк в ванной треснул и даже щепился, дверь толком не закрывалась. Кевин пнул дверь, когда Эрин заперлась в ванной, спасаясь от него. Он держал ее за волосы, пока бил кулаком в кухне, и она побежала в ванную, а он погнался за ней через весь дом и выломал дверь ногой. Но он не мог вспомнить, из-за чего они ссорились.

Он вообще плохо помнил тот вечер. Он не помнил, как сломал ей два пальца, хотя утром сам увидел покалеченную руку. Но в больницу он отвез жену лишь через неделю, когда синяки на лице можно было замазать гримом. Всю неделю Эрин готовила обеды и убирала одной рукой. Он купил ей цветы, извинялся, признавался в любви, обещал, что это не повторится, а когда сняли гипс, отвез ее в Бостон на ужин к Петрони. Ресторан был дорогой; Кевин смотрел на Эрин через стол и улыбался. Потом они поехали в кино, а по дороге домой он, помнится, думал, как сильно он ее любит и как ему повезло, что у него такая жена.

Алекс просидел с Кэти за полночь, слушая ее историю. Когда она, выговорившись, устала и не могла дальше рассказывать, он обнял ее и поцеловал на прощание, а всю обратную дорогу думал, что еще не встречал никого смелее, сильнее духом и находчивее.

Следующие две недели они провели вместе, насколько позволяла работа. С учетом его занятости в магазине и ее смен в «Айвенз» оставалось не более двух часов в день, но Алекс ждал похода в «Айвенз» с давно забытым нетерпением. Иногда он брал с собой Кристен и Джоша, в другие разы Джойс выпроваживала за дверь его одного, понимающе подмигивая и требуя, чтобы он отдохнул как человек перед рабочей неделей.

Они редко поднимались к нему наверх и проводили там мало времени. Алексу хотелось думать, что это ради детей, он вообще избегал торопить события, но что-то подсказывало ему, что дело в Карли. Он знал, что любит Кэти, и эта уверенность крепла с каждым днем, но чувствовал — еще рано. Кэти вроде бы понимала и не возражала. К тому же уединиться в коттедже было куда проще.

Но любовью они еще не занимались. На сон грядущий Алекса часто посещали нескромные фантазии, однако он видел, что Кэти к этому еще не готова. Оба понимали — это выведет отношения на новый уровень, даст долгожданную определенность, но сейчас Алексу было достаточно целовать Кэти и нежиться в ее объятиях. Он любил запах ее жасминового шампуня, и ощущение маленькой руки в своей ладони, и то, как каждое прикосновение заряжено чудесным ожиданием, словно они берегли себя друг для друга. У Алекса не было связей после смерти жены, и сейчас ему казалось, что он, сам того не зная, ждал Кэти.

Он охотно показывал ей город. Они гуляли по линии океанского прибоя, рассматривали старинную архитектуру, а в выходные он свозил ее на Ортонскую садовую плантацию, где они долго бродили среди тысяч розовых бутонов. Потом они обедали в маленьком бистро на Касуэл-бич, держались за столом за руки, как подростки.

После ужина в коттедже Кэти не заводила разговора о прошлом, а Алекс не расспрашивал. Он понимал, что Кэти мучают сомнения — что еще рассказать, можно ли ему довериться, важно ли то, что формально она до сих пор замужем, и что случится, если Кевин каким-то образом ее отыщет. Если Алекс видел, что Кэти одолевают подобные мысли, он нежно напоминал: что бы ни случилось, он никому не откроет ее тайну. Он никогда никому не скажет.

При взгляде на Кэти Алекса порой переполняла ярость к Кевину Тьерни. Мужские инстинкты вроде причинения боли и страданий были ему чужды так же, как, скажем, способность дышать под водой или летать, и теперь больше всего он жаждал мести. Он хотел справедливости. Он хотел, чтобы Кевин испытал такой же страх и страдания, как Кэти, и жестокую физическую боль. В армии он убил одного солдата-наркомана, сидевшего на метамфетаминах, который угрожал заложнику пистолетом. Тот человек был опасен, неуправляем, и как только представилась возможность, Алекс не колеблясь нажал на спусковой крючок. Та смерть подействовала на него отрезвляюще, заставив взглянуть на службу по-новому, но Алекс остался при своем убеждении — бывают моменты, когда насилие необходимо для спасения жизни. Если Кевин когда-нибудь появится на горизонте, он, Алекс, защитит Кэти, и неважно — как. В армии он постепенно пришел к выводу, что есть люди, которые делают мир лучше, и те, кто живут, чтобы его разрушать. Для него выбор защитить Кэти от психопата вроде Кевина был так же очевиден, как черное и белое. Решение пришло само.

Но, как правило, мрачные призраки прошлого не вторгались в настоящее, и Алекс и Кэти мирно проводили дни вдвоем, чувствуя, как усиливается взаимная близость. Алекс любил, когда они гуляли вчетвером. Кэти держалась с детьми естественно. Помогая Кристен кормить уток на пруду или играя в мяч с Джошем, она всякий раз без усилий попадала с ними в такт, становясь то игривой, то утешающей, то шумной, то тихой. Этим она напоминала его покойную жену, и Алексу начало казаться, что Кэти та женщина, о которой говорила Карли.

В последние недели жизни Карли он не отходил от ее постели. Хотя жена почти все время спала, Алекс боялся пропускать даже самые краткие моменты ее бодрствования. Левая сторона тела Карли была почти парализована, речь стала невнятной, но однажды вечером, во время краткого периода просветления незадолго до заката, она коснулась мужа.

— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, — с усилием выговорила она, облизывая потрескавшиеся губы. Голос ее звучал хрипло.

— Все, что угодно.

— Я хочу, чтобы ты был… счастлив. — И он увидел на ее губах тень прежней уверенной, хладнокровной улыбки, покорившей его в первую встречу.

— Я и так счастлив.

Карли слабо качнула головой:

— Я говорю о будущем. — На осунувшемся лице, как угли, горели глаза. — Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Нет, не понимаю.

Не обращая внимания, Карли продолжала:

— Выйти замуж за тебя… быть с тобой каждый день, родить от тебя детей… это лучшее, что я могла сделать в жизни. Ты лучший мужчина из тех, кого я встречала.

У Алекса сжалось горло.

— Карли, — сказал он. — К тебе я чувствую то же самое.

— Знаю, — сказала она. — Поэтому мне так тяжело. Я чувствую, что не смогла…

— Все ты смогла, — перебил он. Ее лицо было печальным.

— Я тебя люблю, Алекс, и наших детей люблю, — прошептала она. — У меня разрывается сердце при мысли о том, что ты никогда не будешь совершенно счастлив снова.

— Карли…

— Я хочу, чтобы ты встретил другую. — Она с трудом вздохнула. Ставшая совсем хрупкой грудь поднялась и опустилась. — Пусть она будет умная и добрая… Хочу, чтобы ты в нее влюбился и не жил остаток дней один.